Семь лет назад, когда я работал в холдинге у Габрелянова, единственная фамилия, упоминание которой в публикациях было запрещено не то что в хорошем, а даже в нейтральном тоне, была фамилия «Навальный». Уже тогда. Навального можно (и нужно) было только мочить. Я этим, конечно, не занимался, я зарабатывал исключительно заметками о сиськах и пиписьках. Просто факт: гадом номер один для путинской администрации, которая по звонку Габрелянову могла любой материал поставить, и любой же — снять, уже тогда был Навальный.
На следующее утро после того, как я первый раз пошёл на митинг, где выступал Навальный, публично призвав выходить туда всех своих друзей, Габрелянов вызвал меня в свой кабинет, чего до этого не делал никогда, и долго орал на меня благим матом. Именно из-за Навального. Над Немцовым он посмеивался, Удальцову и вовсе сочувствовал (не знаю, искренне или нет, но после очередного ареста Сергея, с которым я тогда тесно общался, Габрелянов даже прислал мне письмо с просьбой передать Удальцову слова поддержки)), Навального же — ненавидел. Ну, понятно, что ему самому, Габрелянову, в целом было на Навального насрать, как и вообще на всё остальное, кроме прибыли — он ретранслировал позицию высокого начальства (кстати, если кого вдруг интересует продолжение: в ответ на мат я ответил, что воспитательная беседа совершенно бесполезна и что вариантов всего два: либо сию секунду меня уволить, либо терпеть. Меня не уволили).
Пять лет назад я впервые стал свидетелем политзанятий в обычном московском отделении полиции. И там звучала только одна фамилия — Навальный. Какой-то полковник в течение часа втирал низшему кадровому составу насколько именно этот персонаж (разумеется, агент западных спецслужб) опасен для стабильности государства и лично их, кадрового состава, зарплат. Накачка сумасшедшая, аналогов я не припомню даже в Советском Союзе, хоть и застал я его уже подыхающим.
Четыре года назад я пришёл на интервью к Владимиру Познеру — к одной из главных звёзд Первого канала, на котором уже тогда, с благословения всё той же администрации, вовсю экспериментировали с «распятыми мальчиками». Отвечая на вопрос о цензуре, матёрый человечище признался, что номер один в «стоп-листе» канала в целом и его программы в частности — Навальный. И что это распоряжение оттуда, которое не обсуждается. Навальный? Никогда. Ни при каких обстоятельствах.
Совсем недавно я познакомился (и, я бы даже робко сказал, подружился) с бывшим начальником Леонида Волкова. Бизнес-начальником, не по политической линии. Леонид, как известно, профессионал в сфере IT и в этой области всегда был нарасхват. И вот работодатель платил ему замечательную, мягко говоря, зарплату. Волков неоднократно мог уехать заграницу и жить там до старости не просто припеваючи, а пританцовывая и посылая нахер всю немытую Россию прямо со шпиля Эйфелевой башни. Но в итоге пришёл к начальнику и сказал — прости, не могу, увольняюсь. Никто, кроме нас. И вернулся в штаб к Навальному. Не «за спасибо», конечно, но и не за домик на Лазурном берегу (с немалой долей вероятности — за комнатку с решёткой на окнах и тараканами в районе Лефортово, недавно вон опять всех арестовали).
Я это к тому так долго, что с врагами-то мне давно всё понятно — с года так 1999-го, причём. Не ясно, что с друзьями делать. Вот с этими, которые без конца про «проект Кремля», «слив», «вождизм» и «личную выгоду». Не подавать руку уже что ли начать, по заветам Вырыпаева? С такими ведь и врагов не надо, ей богу…
Помню, в школе у меня был преподаватель труда, ветеран, седина из носа и ушей, Николай Александрович Метёлкин. Любил он меня безумно. Я, кстати, был любимчиком аж двух преподавателей: учительницы географии Кияницы (это фамилия такая) — просто потому, что когда она рожала свою дочь, то буквально на соседней койке (случайно так получилось) мама рожала меня, и Метёлкина этого — потому что ему дико нравилось перед всем классом меня, самого худосочного (да, были и такие времена), чмырить. Иногда целые уроки мне посвящал. И вот как-то раз я уже не выдержал издевательств — и ответил: мол, не по-христиански всё это (и такие времена были!)). На что он спросил: «Слышь, сынок? Ты вообще главную заповедь-то знаешь?». «Конечно, — ответил я. — Не убий». «Хрена лысого. Главная заповедь — не пЫсай другу в карман. Запомни».
Я запомнил.
И жизнь доказала — действительно, главная.
оригинал —
автор — Евгений Левкович