Нью Йорк. Фото Hans Baumann 1971 blogs.ethz.ch

Нью-Йорк и летоисчисление, периодизация истории – связаны ли они? Да, связаны, причем очень наглядно и даже монументально. Хотя и опосредовано. Сами посудите: события в Иране, где народ вышел на улицы, возмущенный нищетой, ростом цен, мракобесием аятолл, вмешательством в сирийскую войну и поддержкой мирового терроризма заставляет задуматься о неожиданном, казалось бы, вопросе: а наступил ли XXI век? Хотя ничего неожиданного в нем нет, вопрос вполне резонен, ибо точно так же имеются разные мнения о дате начала прошлого века.

XX век… Он как будто закончился. Однако ясного ощущения смены вех нет. По этой же причине спорят и о дате его начала. Конечно, формально он наступил в первую же секунду первого января 1901 года. Но век — это не просто сто лет от одной цифры до другой. Это эпоха, чем-то отличная от других эпох. Технологиями отличающаяся, например, или способом присвоения общественного богатства. Или строем мыслей и способами их выражения. Или образом жизни и взглядом на вещи. То есть определенным наполнением, неким характерным образом мира.

Иные века идут чередой, как овцы на водопой, — и так же мало отличаются друг от друга. А иные сами делятся на эпохи, и вовсе не обязаны укладываться в круглую цифру. Так, конец XIX века разительно отличался от его начала. Где-то в середине столетия цвет времени явно сменился. Первая половина во многом продолжала ушедший феодальный век, тогда как вторая была ближе к следующему, научно-технологическому. Корабли и пушки Нельсона мало отличались от судов и орудий Петра I, чего не скажешь о броненосцах с их 12-дюймовками. XX век в этом смысле более однороден, хотя «Боинги» куда лучше самолета братьев Райт, а об Интернете во времена Маркони даже не мечтали. И все же это явления одного порядка, и потому мы привычно связываем XX век с машинами, хотя на самом деле он был характерен обкаткой новых социальных идей и соответствующих моральных принципов.

Когда же он начался? Еще недавно многие считали, что его ознаменовал выстрел «Авроры» хмурой осенью 1917-го. Но эта странная мода длилась недолго и мир, к счастью, вернулся к более реалистичным, но не более оптимистичным датам. Часто пишут об августе 1914-го — в самом деле, Первая мировая война, танки, самолеты, газы! Или о январе 1904-го — русско-японская война, последняя, в которой соблюдались какие-то принципы, и первая с применением массированного пулеметного огня. Относили начало века и в 1899 год — ведь именно во время англо-бурской войны появились первые концентрационные лагеря.

То есть нашей цивилизации, если ее можно так назвать, почему-то имманентна привязка этапов развития к войнам, революциям, оружию массового уничтожения и тотальному падению нравов. Такова очевидно специфика нашей культуры. История мира определяется не столько учеными, поэтами и философскими системами, сколько царями, войнами и полководцами. Мы до сих пор полагаем, что Пушкин жил при Александре I и Николае Палкине, хотя гораздо больше оснований считать наоборот, ибо Александр Сергеевич оказал гораздо большее воздействие на нашу культуру, чем все русские цари вместе взятые. Он во многом сформировал ее!

Да во всех этих датах и аргументах есть рациональное зерно, но… Все они страдают одним общим недостатком, который жителям Старого Света так же трудно заметить, как рыбе воду. Это евроцентризм. В принципе, он объясним: хотя одна из упомянутых войн была общемировой, другая велась на Дальнем Востоке, а третья вообще в Африке, все они были продолжением мира, построенного на европейских ценностях, европейскими методами и в рамках созданной европейцами юридически-технологической цивилизации.

Но это всего лишь издержки инерции восприятия меняющегося мира. Живя в эпоху перемен, не всегда успеваешь замечать их. И точно так, как генералы всегда готовятся к прошедшей войне, как религии консервируют исчезающую мораль, как настоящая летняя жара наступает после того, как солнце поворотило на зиму, точно так же и мироощущение народов, социума и его лидеров запаздывает, отстает от уже наступивших реалий. Они же заключались в том, что к концу XIX века центр мира переместился за океан.

Что любопытно и символично, стартовым на пути, ведущем через промышленное лидерство к мировому, стал для США 1812 год. Тот самый, когда петровская модель модернизации государства российского миновала свой апогей. Это мы видим тот год сквозь дым горящей Москвы и пелену метели над старой Смоленской дорогой, однако война тогда полыхала не только в Европе, но и за океаном и если Бонапарт спалил Кремль, то британские десантники сожгли Белый дом и Капитолий, причем на растопку шли книги из библиотеки Конгресса.

Британские войска сжигают Белый Дом

Спусковым крючком американского рывка в буквальном смысле слова послужил ружейный курок! Английская блокада показала всю опасность отсутствия оружейного производства — огромная страна не производила ни ружей, ни пушек, ни пороха. Поскольку же пригласить знающих мастеров не удалось, то пришлось создавать сложное производство самим, не имея ни базы, ни опыта, ни специалистов, но также и устаревших стереотипов.

И дело пошло: уже в 1854 г. мастерская мира Англия построила военный завод по американскому образцу, закупив американское же оборудование. А в 1876-м на выставке в Филадельфии ошеломленные европейские специалисты убедились в безусловном превосходстве американской инженерной мысли! Окончательно расставила все точки над и грандиозная Всемирная Колумбова выставка в Чикаго в 1893 г.: всем стало ясно, что Америка стала безусловным промышленным лидером и не удивительно, что солнце XX века взошло на западе.

Момумент броненосцу «Мэйн». Фото: Юрий Кирпичев

Случилось это 15 февраля 1898 г., когда на рейде Гаваны взорвался американский броненосец «Мэйн». Взрыв послужил casus belli – по всей Америке загремел призыв «Помни «Мейн»! – и после короткой войны Испания капитулировала. Молодой хищник отнял у нее Кубу, Филиппины и Пуэрто-Рико и уверенно ступил на международную арену. Но причем тут Нью-Йорк? – спросите вы. А притом, что именно он, а не Вашингтон, долгое время являлся настоящей столицей США и даже мира!

Якорь с броненосца «Мейн»

Поэтому именно здесь, на юго-западном углу Центрального парка в 1913 году был воздвигнут помпезный многофигурный монумент «Мейну». Средства собрал по подписке народ. Немногие корабли удостаиваются такой чести, но он заслужил ее: этот корабль открыл XX век. Век Америки. Американцы именно тогда поняли свое мессианство, и недаром даже в маленьком парке рядом с Брайтон-Бич в Бруклине стоит небольшая стела, посвященная… американизму Теодора Рузвельта! Установлена она 6 июля 1924 года нью-йоркским отделением союза ветеранов испанской войны. Причем плита с барельефом президента сделана из металла «Мейна». Так что Нью-Йорк достойно отметил вклад великого президента в создание новой, открытой миру Америки.

Почему именно Рузвельт? Потому что он герой той войны. А еще потому что продолжил курс на отказ от изоляционизма и становление Америки как ведущей мировой державы. Между прочим, это он впервые озвучил выражение «политика большой дубинки», хотя и размахивал ею лишь перед носом вполне одиозных режимов Центральной Америки. Впрочем, Германия также почувствовала ее на своей шкуре! Развал Восточного фронта осенью 1917 года, оккупация немцами богатой ресурсами Украины, возврат большевиками австрийских и немецких пленных, тут же отправлявшихся на Западный фронт, – все это поставило под вопрос победу стран Антанты в Первой мировой войне. Лишь вступление в нее США с их неизмеримым людским и промышленным потенциалом склонило чашу весов на сторону западных демократий.

В отличие от Рузвельта, Трамп ведет Америку в изоляцию, а давно подмечено, что каждый такой уход заканчивался кризисами в самих США и мировой войной. Возможна ли она сейчас? Вполне. Россия и Китай буквально подталкивают Ким Чен Ына к ней, продолжая в нарушение эмбарго поставки нефти ему. Да что там нефть, Китай поставляет ему ракеты! И еще одна антипараллель: если Рузвельт активно прокладывал путь XX веку, то Трамп всячески затягивает наступление века XXI-го.

Вы скажете, что и США — лишь дальнейшее развитие и даже апофеоз европейской цивилизации? Да, это так, однако с тех пор по всему миру распространяется уже не европейский, но американский образ жизни. Что же касается образа смерти, то лучше всего он выражен на Арлингтонском кладбище Вашингтона. Оно возникло во время Гражданской войны, на полях которой занималась заря грядущего столетия. Это была первая тотальная война. И вовсе не англичане изобрели концлагеря: задолго до бурской войны их широко применяли и северяне, и южане. Тогда же прошли боевое крещение прототипы пулеметов, подводных лодок и первые броненосцы. Едва ли не решающее значение в той изнурительной многолетней войне сыграли железные дороги и развитие промышленности. В общем, чем не провозвестник и репетиция будущих мировых боен?

Но были и недостатки, например, медицина, от несовершенства которой народу погибло куда больше, чем в боях и лагерях. Северяне несли тяжелые потери, они разместили свои госпитали на территории имения генерала Ли, командующего войсками южан – и вскоре рядом выросли большие кладбища. После войны имение хотели вернуть, но семья генерала отказалась принять его в таком виде, пришлось выплатить денежную компенсацию. Как это делалось у нас с побежденными белыми генералами и их имениями, вы, думаю, знаете сами…

Надо сказать, что братские могилы, столь привычные для нас, нехарактерны для американской культуры. Вот и на главном военном кладбище страны, где похоронены сотни тысяч человек, большинство покоится индивидуально и за горизонт уходят бесконечные ряды скромных белых крестов. Имя, год рождения, год смерти, звание. Все. Но и здесь есть братская могила. Она расположена на самом высоком холме, рядом с амфитеатром, где проходят торжественные церемонии прощания, и могилами неизвестных солдат, где каждый час происходит смена караула, привлекающая сотни зрителей. Это мемориал того самого броненосца «Мэйн».

Над круглым мавзолеем, похожим на орудийную башню корабля, возвышается его белая мачта, рядом старомодный якорь и пара старинных испанских пушек позеленевшей бронзы. Здесь покоятся останки 163 моряков корабля, возвестившего зарю нового века, ставшего его истинной «Авророй».

Рядом с ним установлены мемориальные плиты в честь команд шаттлов «Колумбия» и «Челленджер», космических кораблей конца XX века. Но когда же он закончился? В декабре 1991-го? Или 11 сентября 2001-го? Или, как полагается, 31 декабря 2000? Ясного ощущения смены эпох пока нет. Скорее всего, век сильно подзадержался на арене истории и только приближается к завершению. Вот когда Китай станет не только экономическим, но и научным и военным лидером, тогда и произойдет смена караула, и долгий, но такой быстротечный XX век завершится. Или смены лидера все же недостаточно, как вы думаете? Ведь коренных глобальных изменений пока не наблюдается.

Более того, налицо откат: Путин и Трамп, Иран и ИГИЛ, Асад и КНДР – все они являются рецидивами темного и кровавого прошлого и тащат нас назад. Очевидно, до теплого и уютного мира Полудня, в котором интересно, но не страшно жить, о котором мечтали Стругацкие, еще очень далеко. Увы, что касается России и Путина, то жаль, конечно, что магия цифр не сработала и осень 2017 не завершила очередную реинкарнацию империи. Но общий тренд вполне ясен, гибельный финал неизбежен, а то, что путь к нему займет несколько больше времени, чем мы надеялись, возможно, даже и к лучшему. За это время Россия окончательно убедит нормальный мир в необходимости ее полной изоляции.

Америка также не внушает больших надежд, оказалось, что гражданская война в ней так и не закончилась, и что в этот раз отсталый Юг взял реванш. Трамп резко проявил все опасности, ожидающие нас: не Китай наш главный враг и даже не Россия, а местные варвары. Разумеется, наша демократия все равно перемелет и выплюнет Трампа и его наследие, но это случится опять-таки не так быстро, как хотелось бы.

Поэтому я с некоторой надеждой гляжу на Иран. Да, он похож на Россию: богатейшая нефтью и газом страна с нищим населением, ведущая войны за рубежом, поддерживающая терроризм, на что уходит куча денег. Да, все беды и неприятности там тоже объясняют происками Запада. Только религии разные, но по уровню церковного мракобесия Россия стремительно его догоняет.


К сожалению, волнения в Иране хотя и были массовыми, но не перешли к организованным действиям по взятию власти в руки. Видимо, нынешний режим удержался, но вот что дальше? Попытка затянуть гайки и ответить расправой над бунтовщиками может обернуться еще более масштабным взрывом, благо опыт противостоянию у народа уже появился. И вот, что важно: есть все же кроме схожести Ирана с Россией одно важное отличие – огромная разница в качестве народа. Там не было ста лет жесточайшего негативного отбора, потому и есть надежда. Хотя бы на то, что власть поймет опасность террора и будет вынуждена внести коррективы в свою политику.

В отличие от России, у Ирана есть шанс на мирную модернизацию. И если он, к примеру, уйдет из Сирии, то расстановка сил там кардинально изменится, о чем говорит хотя бы факт новогоднего обстрела базы Хмеймим и уничтожения там семи российских самолетов, несмотря на заявленное Путиным победное окончание войны. Это поставит под вопрос существование режима Асада, что, в свою очередь, приведет к оглушительному провалу сирийской авантюры Путина и к демонстрации слабости его страны со всеми вытекающими последствиями. То есть, «эффект домино» может проявиться даже при сохранении нынешнего иранского режима.

Еще больше шансов на модернизацию после его свержения, к чему дело таки идет. Но главное, лишь после трансформации, распада, развала, упадка, да все равно, как бы ни выглядел процесс исчезновения последней империи мира, лишь бы он пошел побыстрее, закончится XX век, изуродованный ею, украденный ею у человечества. Речь, как всем понятно, идет о России, самой большой угрозе цивилизованному миру, в том числе и США. Трампизм – во многом ее порождение и с падением этой империи Америка также избавится от пароксизмов авторитаризма, ксенофобии и аморальности. На этом и закончим наше художественно-политическое эссе.

Юрий Кирпичев