Побывали с коллегой Еленой Масюк в СИЗО-1 у Надежды Савченко, я много расскажу об этом ниже, у многих других, по болезням, по обращениям, отметили, что на тубанар наконец вполне себе нормально вернулось доппитание для больных на достаточно долгом периоде, поэтому тубанар мы временно теперь оставим в покое и увлечемся полной выдачей доппитания диетчикам на общих корпусах. Спасибо огромное администрации учреждения, что ситуация выравнивается, что вы нас слышите, действительно многое и многое на глазах становится лучше. И мы отдаем себе отчет, насколько иногда сложно выполнить наши пожелания при работе изолятора, такого огромного и разнонаправленного механизма, да при таком всё растущем перелимите, поэтому мы очень ценим любые улучшения в сфере нашего контроля, бесценно.
Ну и я вот хотела сказать, что здоровье и дальнейшие перспективы голодовки Надежды Савченко начинают вызывать у меня серьезную тревогу. Нет, она бодра и шутит, как прежде, она не перестает энергично и сердиться, и веселиться, и здраво оценивает реальность, и лежит заготовленным ее заявление о том, что самочувствие — хорошее, принудительное кормление она воспримет как пытки и будет сопротивляться… Но под глазами залегли темные круги, а на внутренней поверхности локтевых сгибов — большие пятна воспаленной от ежедневных капельниц и неподошедших протираний кожи. Коллега Елена, заручившись согласием СИЗО и врача, сама пошла в аптеку, чтоб купить Надежде необходимые мази и лекарства. Спасибо, что приняли.
57-й день голодовки. Надежда Савченко пока не сильно теряет вес. В районе шестидесяти. Улыбается мне: вот если б я с твоего веса голодать начинала… тогда — ой… А так — нормально.
Да не очень нормально… Сейчас Надежде прокапывают глюкозу. Доктор сказал, что со следующей — начнут жиры. И, насколько мне известно после разных консультаций, так может продолжаться довольно долго. Жизнь будут поддерживать, но есть такой большой риск, что женщина превратится в инвалида. Будут отказывать и атрофироваться органы желудочно-кишечного тракта, не получая пищи, и пойдут разные необратимые изменения. А вот Самсон Валерьевич говорит, что начнутся нервные и психические изменения, мы видели в СИЗО, что происходит с людьми на больших сроках голодовки. И много что еще, не хочу здесь даже об этом говорить. И не хочу говорить о плохих исходах некоторых голодовок, известных мне из истории изученных мною голодовок.
И ведь скажут: она сама этого хотела. Стать инвалидом. Мы ведь ее поддерживали, жиры-белки вводили. И в этом будет определенный резон…
Я не знаю, что тут делать. Может быть, всякие разные большие политики разных государств могут между собой как-то договориться и спасти жизнь и здоровье этой женщины? Я уверена, они могли бы, но не оказалось бы слишком поздно…
А Самсон Валерьевич всё Елене: а, убедите ее… уговорите ее… Ну да, периодически мы убеждаем заключенных снимать голодовки. Мы это не афишируем, но мы это делаем. Для этого лично я применяю ряд психологических приемов, чуть более сложных, чем применяют сотрудники изоляторов, у которых для этого нет ни нужных знаний, ни элементарно времени, поэтому: зачем тебе это нужно, подорвешь здоровье, умрешь — никто не узнает, толку никакого, принесут тебе роторасширитель, будет больно. Я про наши приемы когда-нибудь отдельно расскажу, там условие одно — надо обещая, исполнять, — и говорить правду. Если лукавить, то чуть-чуть. Вон женщина в шестом вчера аж сухую голодовку решила объявить, беда, пришли обсудить с ней, что надо бы нам сперва попить водички… Всем нам попить водички. Дай Бог.
И вот Савченко я тупо уговаривать «сними голодовку!» — не буду. Я ее для этого слишком уважаю, и, я говорила уже, у нас, как это ни удивительно, кажется, очень схожий психотип. Процитированное даже в видеоролике коллегами: «ответ на давление — сопротивление». Мы реагируем одинаково, и я понимаю, какова была бы моя реакция, начни вдруг Савченко, очень симпатичная мне, внезапно впрямую требовать от меня, чтоб я сняла голодовку. Поэтому я так не делаю.
Как раз к своему психотипу Надежда рассказала сегодня… «о, хотите смешную историю расскажу?» Это была история, которой она гордится по жизни, что и не скрывает. Я б тоже гордилась. Надежда рассказывает так: у нас всё время там, в Украине, армейские пертеурбации, это перед самой войной уже была очередная, всё с десантников норовят снять тельняшки, а с нас, летчиков, почему-то пилотки, предмет отдельной гордости. Десантники тельняшки не сдадут всё равно, а пилотки сняли с нас очередным приказом. Выходят все на построение без пилотки, а я — в пилотке. Командир: снимай, давай сюда. Сняла, отдала. А пилотки у меня было три. На следующий день выхожу на построение во второй пилотке. Командир: снимай, отдавай сюда. Снимаю, отдаю. И на следующий день выхожу в третьей. Он: снимай, отдавай. Я говорю: товарищ командир, сниму, отдам. Но. У меня есть друзья. Они сняли пилотки. Я — не сняла. Они отдадут мне свои пилотки. Я буду выходить в летной пилотке на построение каждый день. И когда пилотки моих друзей закончатся, я куплю 20 метров ткани, 50 метров ткани, и каждую ночь я буду не спать, а шить новые пилотки и выходить в них на построение. Командир помолчал. А потом он сказал перед строем: из вас всех она одна будет носить эту пилотку. Разрешаю ей носить пилотку.
Он разрешил ей не снимать пилотку. И я вот позволяю себе разрешить ей не снимать голодовку. Хотя бы не приставать к ней с тупыми нравоучениями, хоть мне за нее страшно и больно. Кстати, еще одна удивительная вещь. О голодовке Надежды знают и говорят многие. И вот который уже по счету офицер УИС на моей памяти говорит на днях мне: ну, на ее месте я вел бы себя так же, если честно… Это — совершенно удивительная, уникальная вещь. Сотрудники системы практически лишены навыков эмпатии, переноса на себя положения заключенного. Это очень плохо, на мой взгляд, это вредит заключенным, но это спасает в том числе от истерики и депрессии самих сотрудников в крайне тяжелых условиях работы, это форма защиты, абстрагирование, отстранение. Сколько раз я это пыталась преодолеть простым «поставь себя на его\ее место!» И — без особого результата. Савченко добивается этого на моих глазах, вовсе не ставя себе такой задачи, ее действия и поведение вызывают понимание и уважение. Вне всякой политики. Как военного, как офицера, как человека. Ее ассоциируют с собой.
Хочу, чтоб Надежда услышала от меня то, что хочет услышать. Поскольку мы похожи, говорю то, что хотела бы услышать на ее месте. Когда она в очередной раз спрашивает, сплю ли я когда-нибудь, ем ли, отдыхаю ли, — улыбаюсь и говорю: Надежда, мне многое нравится на Украине. Но. Есть там один серьезный минус, а в России вот такой плюс. На Украине нет ОНК. Как?! — изумляется Надежда. — Нет? А почему нет?! какая-то недоработка… Вот, говорю, а вы-то и не знали. И вот я думаю, что когда вы наконец вернетесь на Украину — вы же будете в Думе заседать, Раде, или как там это у вас называется, законы принимать? И вам в первую очередь надо будет первым делом лоббировать такой закон, чтоб на Украине создали ОНК, вы же понимаете теперь, как это важно? И мне польза будет — вдруг я тут всем своими приставаниями надоем, и придется мне эмигрировать. Так я хочу к вам, буду учить, как работать в ОНК, а что я еще в жизни, собственно, знаю и умею?.. Вы — на военном самолете летать, я — права заключенных соблюдать. Так что, в общем, я буду ждать.
Да, говорит она, я вижу, я понимаю, как важно… Надо, верно, принять такой закон. Примем, я думаю, дело нужное.
Смотрю в ее глаза и вижу надежду. Что выживет. Что вернется. Что примут закон. Что преодолеет. Я ей дала эту надежду на сегодняшний вечер? Я эту надежду с ней разделяю. Моего неожиданного психологического двойника из враждебной, как выяснилось, неожиданно Украины. Политики, вы бы договорились… Но это не мой уровень тут сказать: «эй, кто-нибудь, позвоните кому-нибудь!..» (с) Но мне бы так хотелось, так хотелось… Меня не услышат в высших сферах, но как бы я была благодарна… Мне так хочется, чтоб Надежда на Украине пролоббировала закон об ОНК, когда вернется на родину. Я хочу этой ночью увидеть об этом сон. Я его себе загадала.
оригинал —
автор — Анна Каретникова