«Пока европейцы не готовы умирать за Луганск, очень трудно вести конфронтацию с Россией», — расказал в интервью Ив Бертансини, директор французского исследовательского центра Институт Жака Дэлёра.
Во время международной конференции по вопросам безопасности GLOBSEC 2017 в Братиславе господин Бэртансини рассказал о перспективах стран-соседей Евросоюза, о том, почему молодые европейцы менее старших ценят демократию, а также о том, как в Евросоюзе сейчас смотрят на Россию.
— Россия сейчас выглядит как угроза. Она должна была бы быть стратегическим партнером для европейцев, но то, что произошло сначала в Крыму, а потом — что даже важнее — во время избирательных кампаний в США и во Франции, было угрожающим. Я имею в виду попытки дестабилизировать наши страны и повлиять на результаты выборов — например, через финансирование Национального фронта во Франции или через распространение дезинформации, чтобы навредить нынешнему президенту Эмманюэлю Макрону, который тогда был кандидатом.
«Макрон будет воспринимать Путина как угрозу»
Мне кажется, что это навредило самой России. Сейчас Макрон будет воспринимать президента России Владимира Путина не только как партнера, насколько это возможно, но и как угрозу. И это касается европейцев в целом. Под угрозой единство укрепляется — особенно если нет полной гарантии, что наш главный союзник, Соединенные Штаты, поможет в случае проблем.
О результатах программы Евросоюза «Восточное партнерство»
— Я не считаю эту программу успешной. Очевидно, что ситуация в Украине не очень хорошая, хотя она более-менее под контролем. Неоднозначность программы была в том, должны ли эти страны оставаться партнерами, или присоединиться к Евросоюзу. Нормальный, классический ответ был бы: «Это должны решать они сами». Да, я согласен, что если Украина демократическим путем решить присоединиться к Евросоюзу она должна иметь такую возможность. Это же касается и Беларуси, Молдовы, Грузии, Азербайджана и Армении.
Но если посмотреть шире на геополитическую ситуацию этих стран, мы увидим, что они под бешеным давлением со стороны Москвы и Путина. И пока это сохраняется, я не уверен, что «Восточное партнерство» сможет реализовать свой потенциал.
— Считаете ли Вы, что Евросоюз недооценил реакцию России на сближение стран «Восточного партнерства» с ЕС?
— Проблема в асимметрии между тем, что готовы делать Россия и Путин, и тем, что готов делать Евросоюз. Нельзя сказать, что европейцы недооценили давление, но они не рассчитывали, что Путин готов послать в Украину военных без униформы. И пока европейцы не готовы умирать за Луганск, очень трудно вести конфронтацию с Россией.
Путин был готов делать законные и незаконные шаги, к которым европейцы были не совсем готовы.
Ни одна из стран «Восточного партнерства» не входит в NATO, и поэтому они становятся буферной зоной, зоной стратегических интересов России. И Путин был готов делать законные и незаконные шаги, к которым европейцы были не совсем готовы.
Со стороны Европы были ответные шаги — к примеру, торговые санкции. Они до сих пор хранятся, и единство в вопросе санкций до сих пор сильна, но европейцы недооценили эту асимметрии в действиях.
— Считаете ли Вы, что членство в NATO должно быть предпосылкой для членства в Евросоюзе — по крайней мере для стран этого региона?
— Так оно и было для других стран Центральной Европы. Они присоединялись к NATO перед тем, как присоединиться к Евросоюзу. Но это вопрос к самим стран-соседей и к президенту США Дональда Трампа. Здесь проблема в отношениях между Дональдом Трампом и Владимиром Путиным и Россией в целом. Ведь сейчас уже трудно сказать, для США Путин угроза или друга. Пока этот вопрос не проясниться, я не думаю, что какие-то из стран в так называемой буферной зоне смогут присоединиться к NATO.
Будут продолжаться усилия наладить сотрудничество этих стран с Евросоюзом, но я не уверен, что Владимир Путин может себе позволить иметь успешных соседей, которые одобряют западные ценности и западный путь социально-экономического развития. И в этом трагическая ситуация для соседей России.
Президент Франции Эманюэль Макрон и канцлер Германии Ангела Меркель
О роли Франции в Евросоюзе
— Брэксит еще не состоялся, но он приведет к серьезным изменениям. Избрание Эмманюэля Макрона также может поспособствовать изменениям, сделав Францию более динамичной и увеличив ее влияние на европейском и мировом уровне, если удастся провести успешные реформы.
Во Франции обычно был именно политический взгляд на Европу — акцент делался не на бизнес, рыночную экономику или торговлю, а на высокую политику, на защиту, на дипломатию, на то, как поднять роль Евросоюза в мире — это классический французский взгляд.
После Брексыта Франция останется единственной страной Евросоюза, которая имеет ядерное оружие и постоянное место в Совете безопасности ООН.
Этого не происходило, потому что не было особых причин строить такую Европу. Сейчас мы по-прежнему имеем NATO, но с неохотно лидером, Дональдом Трампом, а вокруг много угроз — Россия, Ирак, Сирия, Ливия. Есть потребность строить что-то общее, и в этом контексте Макрон может сыграть ключевую роль. После Брексита Франция останется единственной страной Евросоюза, которая имеет ядерное оружие и постоянное место в Совете безопасности ООН.
И если посмотреть на позицию канцлера Германии Ангелы Меркель в отношении Дональда Трампа, то Трамп наверняка будет рассматривать Макрона, как ключевого контакта в Евросоюзе. Для Обамы все было ясно — главной была Ангела Меркель. Но Меркель поступила смело, она фактически сказала Трампу: «Я не такая, как Вы. Я придерживаюсь других ценностей ».
«Макрон может стать главной фигурой в контактах с США»
В результате Макрон может стать главной фигурой в контактах с США и лидером, который объединит европейскую колонну в NATO. Тем более, что Трамп сам побуждает нас тратить больше денег на коллективную безопасность. Но еще более важно, что к этому нас побуждают внешние угрозы — исламский терроризм, Владимир Путин и хаос в наших окрестностях.
— Ожидаете ли Вы, что после Брексита изменится статус английского языка в Евросоюзе? Ведь только Ирландия и Мальта имеют английский в качестве второго официального государственного языка.
— Боюсь что … вернее будет сказать, что для меня это в порядке — это основной язык между нами в Европе и на международном уровне. То, что две страны — Мальта и Ирландия — включают английский, как однин из официальных языков, может быть достаточно, чтобы продолжать использовать этот язык. Ведь это удобно и эффективно. Конечно же, будет соблазн, например во Франции, более продвигать французский язык или со стороны немцев — немецкий. И это тоже в порядке. Но если посмотреть на нынешнюю статистику, то во всех странах Евросоюза нормально знать английский, тогда как немецкий или французский не настолько распространены.
— Мне кажется, здесь нужно провести различие между социально-экономическим измерением, которое было довольно успешным, и политическим измерением, где результаты более проблематичны. В государствах, присоединившихся в 2004-м, или в Болгарии и Румынии, которые присоединились в 2007-м, показатели ВВП на душу населения очень выросли. Конечно же, они пока не достигли среднего уровня по Евросоюзу, но темпы очень хорошие. Испании или Ирландии для этого потребовалось больше, чем десятилетие.
«Для новых стран присоединение было полезным и успешным, хотя для западных стран в некоторых случаях это было проблемой»
Для новых стран присоединение было полезным и успешным, хотя для западных стран в некоторых случаях это было проблемой. Переезды, свободное передвижение граждан — одним из последствий этого стала компания за Брексит на референдуме в Британии. Но я считаю, что для Европы в целом это тоже было успехом, так как удалось стабилизировать эти страны, дать им ориентиры.
С политической точки зрения все не так однозначно, потому что в вопросе некоторых ценностей — например, отношение к мигрантам или геям — было разделение между двумя частями Европы. Эти различия между Западом и Востоком сохраняются.
Еще более важно то, как сейчас пытаются управлять Польшей или Венгрией. Если там действительно создадут то, что называют «нелиберальной демократией» и нарушат базовые принципы верховенства закона, прав человека, уважения к меньшинствам, они могут получить двусторонние финансовые и дипломатические санкции от таких стран, как Германия или Франция. А высшей формой санкций будет, если например, страны в зоне евро решать продолжать интеграционные проекты отдельно, без этих стран. Мне кажется, что такой сценарий не был бы в интересах Запада, потому что нас не так много, и нам надо сохранять единство.
— Недавние опросы проекта World Values Survey показали, что молодые европейцы менее старших склонны считать демократию ценностью. На Ваш взгляд, в чем причина этой разницы между поколениями?
— Во-первых, в Западной Европе молодежь может считать демократию чем-то естественным, как воздух, которым они дышат. Для старших поколений, даже если они сами не имели опыта борьбы за демократию, это не была такая уж давняя история.
«В диктатурах решения принимаются проще. Вопрос только в том, как живется внутри такой системы»
Но может быть и другая, менее значительная причина. В демократиях принятие решений происходит медленно, иногда довольно запоздало. Особенно это касается кризисов — таких как финансовый или миграционный. В этом контексте на менее демократические страны могут смотреть не как на пример, но по крайней мере как на систему, где решения принимаются быстрее.
Конечно же, в автократической системе или тем более в диктатуре решения принимаются проще. Вопрос только в том, как живется внутри такой системы. Я считаю, что если перед молодыми европейцами поставить выбор между авторитарной эффективностью и демократией, они все же выберут демократию.
Автор Алексей Знаткевич
Перевод с белорусского.
Источник: белорусская служба Радио Свобода