Ещё её называли «развёрсткой хлебов». Придумал, как мы видим, не Ленин, который в 1916 году ещё пешком под стол ходил в своём швейцарском Циммервальде, а царский министр земледелия, потомок Екатерины II и известный археолог и… ультраправый антисемит граф Алексей Бобринский. Собственно, всё как всегда — борются с засильем немцев с евреями, а в итоге страдает русский мужик от сохи. «Русские Ведомости» (№266 от 17(30) ноября 1916 года) так пишут про продразвёрстку царя-батюшки и его министров:
Хлебная повинность
В происходивших в последнее время в министерстве земледелия под председательством гр. А.А.Бобринского совещаниях по вопросу об установлении хлебной повинности представитель министерства внутренних дел представил разработанный им проект установления в империи продовольственной повинности, необходимость которой вызывается тем, что некоторые из уполномоченных встречают значительные затруднения в исполнении данных им нарядов по заготовке хлеба.
Чтобы облегчить уполномоченным скорейшее исполнение данных им нарядов, министерство внутренних дел полагало бы целесообразным во всех губерниях, где заготовка встречает наибольшее затруднение, привлечь к поставке все население путем равномерной и справедливой раскладки всего количества хлеба и фуража, которое по плану надлежит из этой губернии вывезти. Эта мера может быть проведена, согласно проекту министерства внутренних дел, на следующих основаниях:
К обязательной поставке хлеба и фуража путем равномерной и справедливой раскладки привлекается население губерний и областей, имеющих избыток этих продуктов. Губернии и области, где должна быть применена раскладка, а равно и количество и род хлеба и фуража, подлежащих сбору от населения каждой губернии, определяется министром земледелия по соглашению с министром внутренних дел
в губерниях и областях раскладка производится под общим наблюдением губернаторов земскими и крестьянскими учреждениями на основании размера посевной площади раскладка должна быть сообразована с размерами каждого крестьянского хозяйства…
за поставленный хлеб и фураж населению выплачивается их стоимость в соответствии с установленными твердыми ценами. (как видим в другой газете того времени — крестьяне этими ценами были недовольны и хлеб отдавать не хотели — прим.ред.).
За оставление работ на позициях
Одесса (От нашего корреспондента). Херсонским губернатором за самовольное оставление работ на позициях 23 женщины подвергнуты двухмесячному аресту с заменой штрафом в 200 рублей каждая. (не хотели копать окопы тоже за 3 копейки оплаты, вот ведь твари непатриотичные! — прим.ред.)
Первая держава
(От нашего корреспондента)
На днях здесь седьмая держава («седьмой державой» в начале ХХ века называли европейскую прессу, способную оказывать на события влияние, сравнимое с влиянием шести крупных государств — прим.ред.) чествовала остальные, то есть союз иностранной печати в Лондоне устроил завтрак, на котором был министр иностранных дел, все союзные послы и несколько посланников. Слово «седьмая держава» употребляется чаще всего в шутку, и люди, в том числе и сами журналисты, склонны забывать, что это — правда. Конечно, числительное устарело. Оно возникло в то время, когда на свете считалось, в сущности, пять великих держав. И только недавно и неохотно была допущена в их среду шестая, — Италия…
Теперь многое изменилось. Счет великих держав включает Америку и Японию, — они в сущности даже вошли в европейскую «семью» назло географии. Из шести стало восемь, и печать, значит, уже не седьмая, а девятая, или, может быть, — первая.
Сидя на этом завтраке я думал о том, что скорее первая. Столы были расположены гребешком: один, длинный, — для председателя и гостей, а перпендикулярно к нему — пять столов покороче для журналистов. Выворачивая голову, можно было видеть за главным столом министров, послов. Они сидели там в своих визитках, резали свои котлеты, пили вино, разговаривали с соседками, потом курили. И, должен признаться, мне, простому смертному, иногда жутко становилось при мысли, какая уйма власти сосредоточена в этих десяти головах. Вот сидят от меня в нескольких шагах люди, знающие все тайны, над которыми я ломаю голову. Они знают, кому будут обещаны Дарданеллы, кому Палестина, что будет сделано в помощь Румынии и вообще все.
Конечно, может оказаться, что они тоже ничего не знают. Говорят, недавно репортеры интервьюировали шофера Жоффра и старались у него выпытать «что думает генерал». Он ответил: «генерал вообще молчалив, но сегодня он как раз меня спросил: «Как вы думаете, когда, наконец, кончится эта война?»… (забавно — в советские времена пропаганда любила приписывать этот анекдот маршалу Жукову про уже 2 мировую войну, — прим.ред.)
Некоторые из газетчиков, сбросив салфетку на пол, стенографировали речи, другие лениво делали отметки на обороте меню. Через несколько часов они передадут речь министра иностранных дел Великобритании лорда Грея во все концы земли. Это значит, что, если бы они условились не передавать ее, она не дошла бы никуда. Если бы они условились извратить ее, она дошла бы всюду в другом виде, и роль исторического факта, создающего последствия, досталась бы их переделке, а не речи Грея. Грей есть Грей только потому, что они разносят его голос и мысль повсюду. Если бы они устроили против него стачку, его политическое существование стало бы фикцией. Если бы все журналисты мира стакнулись игнорировать войну, мир бы через неделю забыл о ней. В самих воюющих странах внимание было бы отвлечено в другую сторону, и вся та добровольная энергия, что питает военные займы, снарядные заводы, военные больницы и вообще поддерживает организацию войны, отхлынула бы к другим интересам. Долго ли бы продержалась война в такой пустыне молчания?…
Грей мечтает о союзе держав, который, так сказать, запретил бы войну вообще или по крайней мере запретил бы начинать войну без предварительного обращения к третейскому суду. Он дал совет нейтральным государствам: пока мы заняты этим кровавым делом, вы подготовьте все для того, чтобы такая лига образовалась, и чтобы никогда больше не было на свете таких ужасов. И все почувствовали, что он предлагает прекрасное дело. Он только прибавил: поставьте миру только такие условия, которые вы можете провести и охранять, если понадобится, силой. И все почувствовали, что он предлагает дело несбыточное…
Трудность, собственно, только одна. Она заключается в том, что ни на какие договоры теперь полагаться нельзя. Подписать договор о разоружении, о принудительном третейском суде, даже о запрещении войны не так трудно. Но теперь мы знаем, что сильная держава не остановится перед нарушением договора, если это ей покажется необходимым. Закон внутри страны держится на том, что есть полиция и тюрьмы, — по крайней мере, так принято считать. Закон международный должен тоже опираться на силу, иначе его не стоит и писать. Где эта сила? Как ее создать?… (как видим, прошёл век,давно имеется ООН, но она фактически также беспомощна как мечты лорда Грея,- прим.ред.)
Мечтать о международном экзекуционном корпусе, который будет состоять при Гаагском трибунале в роли жандармерии очень легко, но осуществить его немыслимо. Как велик должен быть этот корпус, чтобы принудить, скажем, Германию? Что мог бы он предпринять, скажем, против островных держав, как Англия и Япония? Или при корпусе должен быть и военный флот?…
Все мы хотим, чтобы войны больше не было. Но провести это решение в жизнь ни шести, ни восьми великим державам не под силу. Сделать войну механически или технически невозможной это — несбыточная фантазия. Верить можно только в одно, — что война со временем станет нравственно невозможной, и только тогда она отпадет.
Так отпало уже многое из кулачного права под приговором человечности, хотя, может быть, оно и казалось выгодным для государства. Так отпала пытка, так отпали телесные наказания, в Англии совершенно вымер даже обычай дуэли, и, если дать лорду пощечину, он подаст на вас в суд.
Так когда-нибудь вымрет и обычай войны, ибо отвращение к ней у человеческих масс во всех странах перевесит все государственные интересы. Может быть, это произойдет скоро. Может быть, эта война сыграет решающую роль. Но не шесть, не восемь и не сто правительств осуществят эту огромную перемену. Она совершится в той великой провинции, которая называется общественной совестью… А общественная совесть находится в сфере влияния только одной великой державы, — той самой, которую шутя величают то седьмой, то девятой, но которая всерьез и взаправду есть первая. Вот они сидят скромно за боковыми столами, граждане этой державы. Но они поставили этого министра, и они его сбросят…
В.Жаботинский, Лондон
(Автор — Владимир(Зеэв) Жаботинский — выходец из России, с детства проживавший в Европе и активно занимавшийся журналистикой. Лидер правого сионизма, сторонник формирования еврейского большинства населения в Палестине, создатель Еврейского легиона и военизированных еврейских организаций «Иргун» и «Бейтар». В современном Израиле считается одним из «отцов-основателей», его портреты изображены на купюрах и монетах израильских шекелей, — прим.ред.)