Алкогольный вопрос весь последний век был не просто жизненно важным, но и одним из «краеугольных» в русской политике. Устойчивость сталинского и брежневского режимов во многом определялась тем, что они разрешали людям «отводить душу» за бутылкой — споенным народом было легче управлять, как по слухам замечала ещё Екатерина II. Одновременно «алкогольные рубли» были одним из важнейших средств пополнения казны: гранитные набережные Петербурга, заводы Магнитки и рельсы БАМа оплачивались за счёт семейных трагедий, детей-уродов и циррозов печени простых русских мужиков. Но когда власть из самых, в общем-то, гуманных соображений пыталась оздоровить нацию — таких правителей всегда ждал крах и не только на алкогольном фронте: Николай II, учредивший сухой закон в 1914 году, через три года кончил свои дни со всей семьей от пуль в подвале. Горбачев с его более мягкими «мерами по борьбе с пьянством и алкоголизмом» отделался мягче, но тоже через 6 лет потерял власть. Увы, с алкоголем в России играть нельзя. Керенский не понял этого и в сентябре 1917 года не просто подтвердил царский указ (Николай II вводил сухой закон только на время войны), а и ужесточил его, объявив о введении трезвости «навсегда», о чем пишет «Русское Слово» (№205 от 7(20) сентября 1917 года).
Но вначале о Беларуси — и там по примеру Украины наконец-то сформировалась своя Рада и зазвучали первые голоса об автономии:
В Смольном тем временем состоялось совещание фракций советов, на котором ожившие после подавления корниловского мятежа большевики снова заговорили о желании взять власть в свои руки:
