В отличие от Великобритании, Нидерланды были в числе пионеров-создателей ЕС. Они входили в шестерку стран, в 1951 учредивших Европейское объединение угля и стали, ставшего главным краеугольным камнем будущего Европейского экономического союза (ЕЭС, 1957). И именно здесь – в Маастрихте в 1992-м году был подписан договор, превративший ЕЭС в Европейский союз(ЕС) в его нынешней консистенции. При всем притом именно Гаага вслед за Brexit получила в СМИ «титул» Nexit, персонифицируя о «следующем в очереди» в страшилке о скором грядущем распаде Сообщества.
Насколько это серьезно, и в чем и как выражается – вопросы темы этого текста.
Откуда дровишки?
Ветры а ля Nexit персонифицируются с именем Герта Вилдерса, 53-летнего политика, начавшего карьеру в ныне правящей Народной партии за свободу и демократию, а в 2006 сформировавшего собственную Партию свободы. Его риторика и манеры – лучший способ объяснить, чем зацепил он часть голландцев и стал к фигурой, заметной и не менее известной в Европе, чем Ле Пен или Борис Джонсон. Ответ простой и односложный: Вилдерс «приватизировал» площадку, на которую быстро растет спрос на антиисламизм и антимиграцию. Их просто не может быть в стране, которую в своей Европейской галерее чешский скульптор Давид Черни изобразил в виде озера, из которого торчат минареты мечетей. Где доля этнических нидерландцев составляет около 82% (для сравнения немцев в Германии – 92%, французов во Франции – 90%). А выходцев из стран Третьего мира, преимущественно из Индонезии, Турции, Суринама, Марокко и др. достигает 16% и постоянно растет. И где количество мусульман превысило 6%(в Германии – около 5, во Франции-8%).
Конечно, сами по себе эти цифры ни о чем не говорят, кроме тренда. Как и экзотические имена на высоких общественных должностях. И до поры до времени Голландия считалась, одной из самых политкорректных стран, воспринимавших поток мигрантов как естественную отрыжку бывшей колониальной политики. Здесь не было пока эксцессов на межнациональной почве и выходок террористов, чем уже отмечены Франция, Испания и Германия. А марокканец Ахмед Абуталеб, с 2009 являющийся мэром Роттердама, меньше всего похож и идейно, и даже внешне на адепта мусульманской экспансии. Ведь именно ему принадлежит публичное высказывание по поводу нападения на французский журнальчик Charle Hebdo, которое цитирует Wikipedia: «Если вам не нравится здесь, потому что вам не нравятся юмористы, делающие маленькую газетку, — если можно так выразиться, уёб***йте» .
Тем не менее, масштаб и сила миграционного натиска, резко усилившаяся в связи с сирийской войной, не может не вызывать опасения у все большего числа европейцев. И эту волну чутко уловил и оседлал Вилдерс. Кстати, с Народной партией он порвал из-за того, что в 2004 году она поддержала Турцию в ее стремлении войти в ЕС. При этом для популяризации своей персоны он в полной мере использовал судебную тяжбу по обвинения в разжигании ненависти к мусульманам, затеянную в январе 2010 года в ответ на жалобу Нидерландской исламской федерации, Полтора года он отбивался от судей, заведя для этого специальный сайт в интернете, и, в конце концов, победил.
По динамике успехов его партии можно судить об изменениях в настроениях публики: на национальных выборах 2006 года ПС получила 6% голосов, а в 2010 уже 15, заняв третье место. Если бы выборы прошли сейчас, то за Вилдерса проголосовали бы 18% граждан, что позволило бы ему получить 27 мест из 150.
В случае победы Валдерс обещает запретить ношение паранджи, строительство мечетей в Голландии и прекратить доступ мусульман в страну. Сегодня этот симпатичный блондин уже претендует ни более, ни менее, как на лидера некоего международного антиисламского движения – International Freedom Alliance.
Вот на этих дровишках и раскочегарена тема Nexit , которая имеет уже вторичный характер. Моветон евроскептицизма здесь выражается в убеждении граждан, что в одиночку – без брюссельской бюрократии – легче начать решительную борьбу с «мусульманской угрозой», И это цепляет.
Хватит кормить, кого попало!
Если же рассматривать голландский евроскептицизм в целом, то он ничем специфическим не отличается от общеевропейского – ни по содержанию, ни по характеру. Обычное раздражение в адрес брюссельской бюрократии, расплодившейся и раздобревшей по мере своей мутации. По литовским политикам могу судить, что Европарламент и Еврокомиссия превратились в курортную зону, куда стремятся попасть те, кто застрял в оппозиции или ушел в ряды почетных старожилов партии. Центр Европы, очень приличные зарплаты и приятное полубезделье с коллективной безответственностью. Чем не жизнь!
Другой распространенный мотив – житейский, своекорыстный: для чего нам нахлебники?! Ведь по своей внутренней логике расширение ЕС происходило путем все большего углубления разрыва в состоянии благосостояния старожилов и новичкой. Вначале (шестерка) был самый респектабельный Запад, потом – тот, что победней (Греция, Испания, Португалия), затем сравнительно благополучная Восточная Европа, включая прибалтов, наконец Румыния и Болгария. Когда после них на очереди оказались Грузия, Молдова и Украина, благородный запал начал выходить даже из самых пламенных мечтателей о Единой Европе.
Так что конфуз с апрельским референдумом , поставившим под сомнение ратификацию Ассоциативного договора с Украиной – это из данной оперы. И рассматривать его как шаг к Nexit вряд ли правильно. Связь может и есть, но не прямая и необязательная. Обычное волеизлияние на тему: хватит кормить, кого попало.
Эта история вообще какая-то неуклюжая. Как известно, к отмене ратификации на уровне парламента этот референдум не привел. Ведь статус его – рекомендательный. А парламентарии свое решение, вынесенное еще в июне 2015, менять не захотели. Согласно процедуре ЕС, окончательное решение теперь стало за правительством. Но премьер Марк Рютте затеял волынку. В конце концов, он придумал маневр, который привел в недоумение многих: внес предложение дополнить текст соглашения с Украиной, из которого бы четко следовало, что оно дает лишь режим свободной торговли – и не более. И чтоб Киев, а заодно и обыватели всей Европы поняли, что никаких преимуществ для вступления в ЕС он не означает. При этом еще в июне было сказано, что ратификации не будет, если не удастся найти «юридический механизм», снимающий обеспокоенность голландцев.
Полагаю, что выставляя такое требование, Рютте вполне ожидал отрицательной реакции. И не только со стороны Киева, но и Брюсселя. Кто же станет вносить изменения в документ, который с 1 января с.г. уже вступил в силу в т.н. Временном режиме. Поэтому уже 23 сентября он забросил в эфир версию о том, что соглашение может действовать и без Нидерландов. То есть в 28 странах за минус одной.
Как будет действовать такая беспрецедентная схема – над этим уже ломают головы юристы. А политологи предполагают, что Рютте просто тянет время до парламентских выборов, чтоб сохранить за собой имидж радетеля «народной воли».
Дурной пример заразительный
Так что украинский референдум – особстатья, сыгравшая роль пробы закона о референдуме, принятого всего лишь в прошлом году и прямого отношения к Nexit не имеющего. Кстати, участие в ней Партии свободы было лишь символическим — инициаторами и организаторами были общественные организации(Форум Демократии, Комитет граждан и др.). Свою основную партию Вилдерс затеял под музыку Brexit, которая возбудила общество – и не только голландское. Как показал июньский опрос одной из популярных телепередач, идею референдума поддержали 54%. Респондентов. Впрочем, тот же опрос показал и то, что это отнюдь не значит, будто все они за «развод». Даже среди сторонников референдума таковых оказалось только 48%.
Насколько реалистична затея Вилдерса? В этом вопросе есть два аспекта. Первый – технический: о механизме решения. Как уже было отмечено, юридической силы результаты референдума иметь не будут. А в парламенте и правительстве сегодня у евроскептиков слабые позиции. Поэтому, практически вопрос откладывается как минимум до марта будущего года, когда грядут парламентские выборы. Евроскептики восторжествуют только в том случае, если получат на них большинство. Но вот насколько велика такая вероятность?
Социология показывает, что пока шансы у них невелики. Опрос, проведенный в июне с.г. показал, что проходных, то есть набравших по голландской норме не менее 10% в рейтинге партий, намечается аж шесть штук. Это значит, что голоса будут растащены дольками, из которых придется формировать коалиционное правительство из 3-х, а может даже – четырех партий. А из них пока лишь две – ПС и Соцпартия настроены за выход. И они неспособны набрать большинство.
Да и в обществе пока превалирует лояльность ЕС. По данным последнего общенационального обследования, опубликованным в последних числах сентября, соотношение 50 против 20% в пользу еврооптимистов. При этом важно и то, что по сравнению с предыдущей панелью (опросы проводятся раз в квартал) их доля выросла (с 43%). А другая, соответственно, сократилась ( с 24%). Что повлияло здесь: реакция «колеблющихся» на Brexit? Или, быть может, выводы международной комиссии по расследованию трагедии с «боингом», способствующие всплеску антироссийских эмоций в пику тем, кто агитирует за отмену санкций? Не берусь судить, так как из самого опроса это не вытекает. И это лишь версии. Но в любом случае – даже если пользоваться прежними соотношениями, они достаточно велики, чтобы говорить о реальной опасности.
При этом голос пополо очень различается от местности. Например, в промышленно-портовом Роттердаме, евроскептика встретишь редко. Ибо со своим оборотом почти в пол миллиарда тонн грузов он буквально распахнут в Европу. Именно она поглощает и 75% торгового экспорта страны.
Зато фермеры и переработчики их продукции настроены скептически из-за реально ощутимых потерь от санкционного режима на российском рынке, который для них актуален. Ведь доля Голландии в российском импорте накануне Крымнаш достигала 9% и была второй после Китая. Примерно четверть ее обеспечивало продовольствие, цветы и т.п. Кроме того, изрядную статью экспорта в Россию составляет сельхозоборудование .Поэтому причинно-следственная цепочка, выстроенная Валдерсом, настраивает аграриев на разрыв с Брюсселем. Мол, тогда для нас будет гарантировано раздолье в Восточной Европе. А там и рынок безбрежен, и требования по качеству пониже.
Чьи аргументы и интересы возобладают и как они отразятся на поведении Нидерландов – это вопрос многофакторной динамики. Не бывает вечных союзов. Тем более – в неизменном состоянии. И разговоры о кризисе в ЕС, безусловно, небезосновательны. Также как и об эволюции самих процессов глобализации. Те, кто почему-то радуются проблемам ЕС, «приговорили» Страну тюльпанов к BrexitN 2, и с нетерпением ждут подтверждений. Возможно, ждать придется долго. Возможно, он наступит скоро. Весь вопрос, какими перемены будут по совокупности.
Владимир Скрипов