В Екатеринбурге прошли премьерные показы фильма «Петровы в гриппе» по роману Алексея Сальникова. На встречу со зрителями прилетела команда, работавшая над картиной, в т.ч. Кирилл Серебренников
После одного из сеансов, портал 66.RU поговорил с режиссером. В частности он сказал:
«Кино мне очень помогло не думать о бреде, который происходил вокруг»
— «Петровы в гриппе» — одна из самых ожидаемых премьер этого года. По крайней мере, именно с таким штампом, вероятнее всего, будут писать и говорить о фильме. Про вас тоже пишут — «режиссер номер один», «самый востребованный режиссер» и другие эпитеты. Как это влияет на вас? Не начинает ли зашкаливать эго?
— Поверьте, я это все не читаю. Мне что-то показывают или пересказывают, но если читать все подряд, то сил ни на что другое не хватит. Обычно люди пишут, чтобы высказаться как-то. Или сделать тебе неприятно. Это чужие сны. А я-то тут причем?
Я, как и все мы, делаю свою работу. Какие ассоциации, чувства, ощущения возникли по поводу прекрасного романа Сальникова, такие киновидения и возникают. Через этот сюжет, через этих героев я рассказываю про свое детство, про свое ощущение жизни, страны и людей в ней. И все.
Кому-то это близко, кому-то нет. Кто-то улыбнется, другой скажет: «Какой ужас! Мы это в жизни и так каждый день видим». Но кино, как и человек, живёт своей жизнью, какая она будет — счастливой или нет — скоро увидим.
https://www.youtube.com/watch?v=MD67JeSTDq4
— Этот фильм очень русский, в деталях передана вся наша бытность. Он, по вашему мнению, для России, о ней же, или больше для зарубежного зрителя?
— Для русских, конечно. Я не знаю, как можно снимать на русском языке для иностранцев.
— Но не кажется ли, что это избыточно? Мы все живем в этих реалиях, и так все знаем об этом.
— Я все время слышу эти странные для меня размышления. Конечно, можно не снимать. А можно снимать.
— Съемки «Петровых в гриппе» пришлись на непростые времена для вас лично — это был период судов по делу «Седьмой студии». Вы говорили в интервью Антону Долину, что для вас эти съемки были важнее, чем «возня с каким-то выдуманным делом». С одной стороны, это понятно — так можно абстрагироваться от ситуации. Но не было ли желания все недоумение по поводу этого дела вложить в фильм и переписать сценарий, обозлившись на весь мир?
— Это не в моих правилах. Мне кажется, что искусство в целом, и кино в частности, — не место для мести. Самое последнее дело — вымещать свою досаду через фильм.
Я, наоборот, считаю, что это кино мне очень помогло не думать о каком-то бреде, который происходил вокруг. Оно помогло мне жить — работа лечит.
«Петровы в гриппе» трудный проект. Не только физически — время для съемок мы выкраивали по ночам в перерывах между судами, — но и тем, что это очень особое произведение и технически и эмоционально сложный сценарий. Мне хотелось сделать его каким-то личным, а быть честным по отношению к себе и своей жизни всегда непросто. Кажется, вроде просто — что может быть ближе к тебе, чем ты сам. Но это не так: всегда труднее всего признаться себе в чем-то, рассказать о себе честно. В то же время, именно поэтому было интересно работать. Это было приключение.
«Вечность переоценена»
— Режиссер, безусловно, когда делает постановку или фильм, вживается в сюжет. Но не утомляет ли снимать то, что было написано другими?
— Я обычно принимаю достаточно серьезное участие в сочинении сценария. Даже написанные другими сценарии я адаптирую сам. Для «Петровых в гриппе» — писал сам.
Прекрасный роман Леши Сальникова — это текст для чтения. Каждый из нас представляет свой фильм в голове, когда читает книгу. Тот фильм, который вы видите на экранах, — это уже другое произведение, это мои сны. Но они — для всех. Текст Леши стал триггером и серьезным импульсом для сочинения. А сочинилось вот такое кино. Вообще я уверен: кино снимает себя само.
— После ухода из «Гоголь-центра» вы говорили что теперь у вас появилась возможность заняться собственными проектами. Над чем вы работаете сейчас?
— У меня сейчас несколько проектов идут: один фильм на английском языке, второй — на немецком. Мы сняли фильм про XIX век — про женщину, которая сходит с ума от любви. Это романтичная история, но про нее пока ничего не говорим особо, потому что только буквально две недели назад закончились съемки. Также работаем над мини-сериалом об Андрее Тарковском.
— Вы позиционируете эти проекты как нечто «для вечности»?
— Нет, не для вечности. Я такое если и говорю, то только в шутку. Вечность переоценена.
Вот театр я создал для Москвы и москвичей, ребята, которые сейчас там работают, стараются сделать так, чтобы все продолжало работать. Здесь, к счастью, всегда аншлаги — продаются 99% билетов. Про «Гоголь-центр» знают во всем мире — мы были на всех фестивалях. Сейчас я возвращаюсь из Екатеринбурга и начинаю репетиции перед московской премьерой спектакля «Декамерон» по книге Боккаччо, который мы сделали еще до пандемии с Deutsches Theater в Берлине. Это проект, где играют русские и немецкие артисты на двух языках. Я считаю Гоголь-центр очень хорошим, удавшимся проектом. Но я иду дальше.
«Будете смотреть, что велено»
— Что вам все-таки ближе — кино или театр?
— Сейчас — и то и другое. У меня много кинопроектов, по которым работа идет постоянно. Но в то же время, я начинаю в Мюнхене делать оперу «Нос» Дмитрия Шостаковича. Для меня очень интересно сотрудничество с этим знаменитыми театром и с маэстро Владимиром Юровским. Как обычно, оперу будем делать по Zoom. Это большой и сложный спектакль, премьера которого должна состояться в октябре.
— Как вам кажется, сейчас в российском театре есть провокационность и некая перчинка? Как-то в интервью Esquire вы говорили, что «вообще, театр, если он не выводит зрителя из зоны комфорта, — это зря потраченный вечер».
— Так всех «с перчинкой» уже запугали. Так что не будет у вас «перчинки». Будете смотреть, что велено.
— 30 августа МВД приняло решение о «нежелательности пребывания» стендап-комика Идрака Мирзализаде в РФ, что фактически означает для него депортацию и запрет на выступления. Не опасаетесь ли, что это новый виток цензуры в искусстве, который может зацепить и вас — кинотеатральную сферу?
— Стендап — это, наверное, не искусство в том смысле, о котором вы спрашиваете. Если за каждый неудачно рассказанный анекдот будут высылать и шеймить, не знаю, к чему мы придем.
— Вы задумываетесь о том, чтобы начать работать и жить где-то за рубежом?
— Мы живем там, где есть работа. Сейчас в связи с пандемией никуда особо не поедешь. Но ведь когда-то все это закончится, и люди снова начнут ездить туда, где жизнь лучше, где им интереснее, свободнее и веселее. Я уверен, что все плохое рано или поздно заканчивается.