30 ноября в России – день памяти жертв политических репрессий. По просьбе UAportal российский финансист и блогер Слава Рабинович поделился историей своей семьи, которой пришлось пройти через многие испытания и репрессии в советские годы. Он также ответил на вопрос о том, грозит ли современной России что-то подобное, имеются ли признаки таких опасных тенденций, а также о том, кто и что может предотвратить возрождение в РФ сталинского режима.
Детство моего папы, 1926 года рождения, пришлось на правление Сталина. Когда он уже был относительно знаменитым музыкантом, о нем вышла статья в газете. Там его биография начиналась словами: «Евгений Иосифович Рабинович, сын рабочего». Конечно же, в этой статье не было сказано о том, почему он стал сыном рабочего при том, что его дед был купцом первой гильдии.
Первые репрессии в нашей семье произошли тогда, когда ленинский красный террор расправился с моим прадедом. Имущество и активы семьи были национализированы, квартира национализирована, семья была «уплотнена» в коммуналке, где остались ютиться вдова и дети. Мой дед был вынужден пойти рабочим на завод, чтобы поддерживать семью.
В 1937 году, когда моему папе было 11 лет, в дверь коммунальной квартиры постучали. Дальше всё происходило по классической схеме. Свет фар, рычание мотора, шаги на лестнице, стук в дверь, замирание в ужасе всех жильцов. НКВДшники зашли в квартиру со словами: «Иосиф Рабинович? Собирайтесь». Он спросил: «А в чем дело?». Те ответили: «Собирайтесь, вам там всё объяснят». Потом в квартире устроили обыск, и его увезли в так называемый Большой дом в Ленинграде – Литейный проспект, 4, где сейчас находится современное здание ФСБ.
Там его реально пытали. Когда его жена, моя бабушка, ходила носить ему передачи, ей возвращали его нижнее белье, всё залитое кровью.
Но моему деду повезло. В 1938 году вышла так называемая передовица – главная статья номера «Правды», — которая называлась «Перегибы на местах». В ней говорилось о том, что правоохранительные органы иногда в своей деятельности перегибают советские законы, поэтому «перегибы на местах» могут происходить и происходят.
Под эту статью началась кампания, относительно счастливая для какого-то количества арестованных, и было выпущено несколько тысяч человек по всему Советскому союзу. В том числе выпустили и моего деда.
Но, к сожалению, он вышел оттуда инвалидом первой группы по зрению, потому что на допросах его били, в том числе по голове, по глазам.
В 1941 году началось то, что называется Великой отечественной войной. Мой дед не был годен для службы в армии, поскольку он почти ничего не видел. Но он мог тушить так называемые зажигательные бомбы. Тогда Ленинград был уже в блокаде, на город сбрасывались такие бомбы, они падали на крыши домов. И люди во время налетов дежурили на крышах и, рискуя жизнью, собирали эти бомбы и бросали в ведра с песком. По мере своих сил мой дед занимался этим.
Но, к сожалению, он умер от голода в блокадном Ленинграде в возрасте 40 лет. Его жена и двое детей – мой папа и его младшая сестра – выжили в блокаду, но, к сожалению, потеряли всё свое имущество. Они находились в бомбоубежище, в то время как в их дом попал снаряд. От дома не осталось ничего, кроме огромной воронки.
Моя бабушка умерла через 5 лет после победы, в 1950 году, сказалось подорванное здоровье. И мой папа, которому на тот момент было 24 года, а также его младшая сестра, которой было 12 лет, остались круглыми сиротами.
Такова была судьба моей семьи с папиной стороны.
Опасность повторения репрессий в России есть, потому что та власть, которая сейчас существует, незаконная, террористическая и экстремистская власть путинской ОПГ – это власть некоммунистических чекистов. Но там, где есть чекисты, там всегда есть репрессии, и всё зависит только лишь от нужды в силовом удержании незаконной власти.
Репрессии в путинской России есть, это даже обсуждать не надо. Все это знают. Масштаб этих репрессий зависит от двух факторов. Первый – степень необходимости удержания власти при сопротивлении народа.
Для того чтобы этого никогда не повторилось в России и для того чтобы прекратились нынешние ограниченные репрессии, необходимо сопротивление гражданского общества. Я не уверен, и мало кто может быть уверенным в том, что сопротивление гражданского общества путинской России образца наших дней будет достаточным. Это остается большим и очень опасным знаком вопроса.
И второй фактор – это готовность большого количества людей участвовать в репрессиях со стороны незаконной власти. Этот фактор оценить легче. Мне кажется, что такого количества людей в России нет и быть не может. Потому что, я думаю, кроме последних отмороженных реальных негодяев и преступников, большинство потенциальных сотрудничающих отдает себе отчет в том, какие последствия для них самих может означать такое соучастие в преступлениях.
История показала, что наказание может быть очень суровым. А кроме того путинский режим не представляет собой такой же монолит, какой была советская власть образца 1930-х годов. И любой человек, готовый совершать массовые репрессии, сознательно или подсознательно понимает, что путинский режим не просто не вечен, а очень сильно недолговечен, исходя из позднего периода путинизма, физического состояния Путина, который не может быть вечным, и того состояния, в которое приведена страна.
Я думаю, что в современной России не наберется массового контингента исполнителей массового террора. Массовый террор в России, скорее всего, невозможен.
Автор – Слава Рабинович