Эсеровская газета «Борьба», выходившая летом-осенью 1918 года в освобожденном на тот момент от большевиков Оренбурге, дает наглядный пример какими на самом деле были в 1918 году белогвардейцы — не карикатурные монархисты, а такие же социалисты — эсеры и меньшевики, просто несогласные с ленинской диктатурой. Обличая большевиков, как предателей рабочего класса и черносотенцев, они призывали учиться передовым методам хозяйства и общественной жизни у самых передовых стран.
Читаем №1 газеты «Борьба» от 8 августа 1918 года:
Оренбург, 8 августа 1918 года
Борьба — этим все сказано. Борьба беспощадная с захватчиками власти народной, откуда бы покушение на захват власти не исходило: слева ли, от большевиков, присвоивших себе право на народную власть, или справа — из лагеря кадетов германской ориентации и сущих с ними элементов черносотенства и плакальщиков великой русской революции.
Великая русская революция еще не закончена, она еще продолжается и будет длиться, пока завоевания рабочего класса и трудового крестьянства не будут закреплены во Всероссийском Учредительном Собрании.
Мирные завоевания революции были попраны грубою силою комиссаров, предавших страну в руки германских «друзей»-империалистов.
Предатели родины, предатели рабочего класса, соблазнившиеся посулами легкой наживы, разбившие единение и солидарность, уничтожившие сопротивляемость рабочих масс, продолжают свое гнусное дело и поныне.
Опираясь в центре на германские штыки, они продолжают борьбу с народом, восставшим за власть Учредительного Собрания, за власть всего народа.
Они продолжают распинать страну, раздирая ее на части и бросая одну часть на другую. Украина уже задыхается в тисках германских «друзей», продолжающих свою политику под покровительством народных комиссаров внутри, в центре страны.
И народные комиссары, именем народа, заведомо зная планы своих недавних врагов-кадетов, продолжают игру во власть.
Борьба еще не окончена, она только разгорается. Борьба с разлагающимся большевизмом, голова которого усилиями народной армии будет скоро усечена. Борьба внутренняя — с поднимающей голову реакцией. С реакцией, которая не дремлет, и нет такого места, где бы она не высовывала своей головы.
Где втихомолку, повторяя с усмешкой «вся власть Учредительному Собранию», а где и громогласно — «вся власть Вильгельму», как это видно на Украине…
Наш путь, путь рабочего класса, трудового крестьянства и казачества — борьба длительная и упорная — за всенародную власть, за Учредительное Собрание. Борьба за республику, и только за демократическую республику. Борьба за осуществление гражданских прав во всесословных городских и земских самоуправлениях. Борьба за землю и волю для трудового крестьянства и казачества, борьба за экономические права рабочего класса.
И только в борьбе трудящиеся и угнетенные обретут право свое!
Старое и новое
Дорого и тяжело расплачивается трудовая Россия за мрачную и кошмарную эпоху большевизма.
Массовые расстрелы. Тюрьма, военно-полевые суды и окончательная растрата народного достояния — вот та страшная цена крови, которую уплатил трудовой народ за увлечение красивыми фразами, и когда, наконец, где-то далеко на окраине России раздался слабый вначале клич «Да здравствует Учредительное Собрание», каким громовым откликом, повторившим эти слова, ответила ему Россия! Восторженно встречались и мигом во всех углах России стали вспыхивать ответные искры разгорающегося пожара. Торжественно ожидали и мы, оренбуржцы, этих новых людей. И вот пришла долгожданная новая власть. Радостно и тепло была встречена она. Казалось, что наконец-то страна может вздохнуть полной грудью, и насладиться вполне теми свободами и порядком, которые так нагло и так беспощадно топтали большевики. И первые слова новой власти действительно шли навстречу истомившемуся обывателю. Но увы! Это были только первые приветственные слова, которые так и остались словами.
А жизнь… Жизнь пошла своим чередом. Снова на улицах запестрели белые бумажки со словами «военно-полевой суд», «реквизиция» и «цензура». Снова поползли кошмарные слухи о повальных обысках и арестах. И наконец,.. с населения опять начали собираться несправедливые бессмысленные контрибуции. Правда, группы населения, которые облагаются контрибуцией, переменились своими местами, но все остальное осталось прежним. Раньше облагалась буржуазия, теперь облагается рабочий класс. Если контрибуции, налагаемые большевиками на зажиточные классы населения, были вопиющим злом и вызывали негодование, то как же отнестись к контрибуциям, отнимающим последний кусок хлеба у бедноты? Если эта мера применяется как наказание, то надо разыскать и наказать виновных, а не карать первых попавшихся людей. Если же это средство для пополнения государственной казны, ограбленной большевиками, то почему оно применяется не ко всем классам населения, а только к одному, причем к самому беднейшему? Неужели только для того, чтобы разжигать классовую рознь? Но ведь сама власть заявила, что она будет беспощадно бороться со всяким, кто осмелится заняться этим. В чем же смысл всего этого? Так и остаешься с необъяснимым недоумением. Приходится думать, что никакая новая власть не сможет осмыслить тех причин, которые способствовали падению предшествующей власти. Несмотря на то, что не было ничего мрачнее и беспощаднее николаевского режима, он все-таки пал, и именно потому-то и пал, что был уже чересчур жесток и беспощаден к населению. Как ни старались затем большевики перещеголять самодержавный режим, и они должны были уступить перед гневом народа. Неужели из всего этого не ясно, что не военно-полевые суды, не цензура укрепляют власть, а доверие народа. А чтобы заслужить это доверие, нужно, прежде всего, чутко прислушиваться к голосу народа и идти не против трудящихся масс, а вместе с ними. Только тогда будет действительно твердая и сильная власть. Пора понять это. «Промедление смерти подобно».
Фронт Учредительного Собрания
Симбирское направление
Чехами и частями народной армии заняты дер. Юшанка, Кадыковка. К западу от Симбирска вечером заняты Гетюши, Спасский Затон. В последнем захвачено много пароходов.
Черносотенная агитация
Черная стая большевизма искала и находила себе опору в разжигании темных страстей невежественных элементов русского населения.
Большевизм не стремился развить в народных массах политическое самосознание. Демагогическими приемами извращая факты, играя на слабых струнах малокультурных слоев населения, большевики вселяли недоверие ко всем, кто не мужик, не рабочий. Большевизм разжигал пожар гражданской войны, так как всякий, кто смел мыслить не по-большевистски, объявлялся врагом народа, буржуем, которого надо стереть с лица земли.
Теперь большевизм, совершив свое злое дело, исчезает с политического горизонта. На политическую арену выступает большевизм справа, всем известная черная сотня. Приемы борьбы черной сотни с противниками ничем не отличаются от приемов большевиков, — то же разжигание народных страстей, то же натравливание одной части населения на другую.
Не успел народ освободиться от большевизма, а черносотенцы уже спешат посеять недоверие и вражду к социалистам всякого направления.
«Социалисты и большевики одинаково гибельны для народа. Это социалисты разнуздали народ; они добивались свободы, и вот до какой свободы довели наш темный народ. Строгость нужна народу, а они свободу ему дают. Ничего доброго из этого не выйдет. Среди социалистов нет ни одного порядочного человека, все голытьба какая-то, учителишки какие-то, или адвокатишки. Ни одного «самостоятельного» человека нет, чтобы, значит, свое имущество имел. В социалисты идут только те, кто хочет на чужой счет пожить, народными деньгами попользоваться.
Вот теперь на грабежи жалуются. А кто виноват в грабежах? Социалисты. Это они разжигали народные страсти, они говорили, что все общее, что можно грабить у богатых имущество» — говорят черносотенцы. Науськивают черносотенцы народ и на интеллигенцию. «Интеллигенция, — говорят они, — бездарна. Пуда муки купить не могут, а лезут к власти; хотят народ землей наделить, народ хлебом накормить; никогда ни гроша за душой не имели, а тут нужно сотнями тысяч распоряжаться. Таких правителей любой мужик обманет; вот и расхищается так народное добро; только поспевай налоги платить».
Конечно, от черносотенцев больше всего достается еврейскому населению. Черносотенцы натравливают несознательных граждан на еврейские погромы.
Ненавистны черной сотне рабочие и крестьянские организации, профессиональные союзы, комитеты, советы, правления. Идет теперь борьба с большевистскими советами, а черная сотня спешит в глазах народа скомпрометировать и все остальные организации трудовых масс, хорошо осознавая, что только организованные трудящиеся массы не дадут восторжествовать той злой реакции, о которой мечтает черная сотня.
Об Америке
(впечатления)
Нас в каюте трое. Я и два механика Добровольного флота. Возвращающихся из Америки на родину — в Одессу. Живо интересуются всем происходящим, забрасывают вопросами, делятся впечатлениями.
«Не могут еще привыкнуть после долгого отсутствия к нашей небрежности, халатности и несерьезному отношению ко всякому делу.
В Америке, — рассказывают они, точно знают, что в России делается.
По мнению американцев — Россия шагнула лет на 50 вперед и в то же время стоит лет на 100 сзади Европы. В Америке непонятна наша неграмотность и темнота.
Жизнь заставляет там учиться, и все учатся, учатся жить, думать и работать.
Не могу забыть, — рассказывает механик, — картины расчета русской команды: подходит один кочегар, расписывается, получает деньги, уходит, подходит другой — тоже, подходит третий и ставит вместо подписи крест.
«Что это?» спрашивает американский чиновник, производивший расчет.
«У нас в России так расписываются неграмотные».
«Ну, у нас это не годится. Неужели Ваши родители предпочли платить штраф и сидеть в тюрьме, чем отдать Вас ребенком в школу?» (В Америке к родителям, ребенку которого исполнилось 7 лет, и он не ходит в школу, является член училищной комиссии и спрашивает: «Почему ребенок не ходит в школу?»).