Интервью с бизнесменом, который сидел в СИЗО, дважды уезжал из России и иногда называет себя белорусом
Герой этого разговора — человек с длинной биографией на стыке политики и бизнеса. Петербург, «Яблоко», протестные кампании и работа у депутата, успешный бизнес и две эмиграции — первая ещё в 2009-м, окончательная после 2015-го, когда его посадили в тюрьму по сфабрикованному делу, а потом оправдали после апелляции. Сейчас он резидент ЕС, яхтенный капитан, игрок «Что? Где? Когда?» и постоянный участник интеллектуальных квизов. Он поддерживает активистов и помогает тем, кому может, — в том числе украинцам после 24 февраля. Любит Россию и называет себя её патриотом, но уверен, что жить в стране больше не будет, и говорит о том, что страну неизбежно ждет наступление смутного времени и гражданская война.
Мы говорим о двух эпизодах вынужденной эмиграции, о тюрьме и яхтинге, о стендапе и «отмене русских», идее «выборов в диаспоре», о будущем и о том, почему сегодня ему иногда стыдно произносить: «я из России».
«Мой маршрут не как у всех»: две эмиграции и точка невозврата
— Наша точка отсчёта — эмиграция новой волны. У каждого был свой маршрут. У вас за плечами карьера в «Яблоке» и бизнес в Петербурге. Как разворачивался ваш путь — от «можно работать и влиять» до «оставаться нельзя»?
— Мой маршрут, да, не совсем стандартный. Первая эмиграция была еще в 2009-м, когда я отошел от политики и сконцентрировался на бизнесе. Уже тогда было понятно, что пространство сжимается и скоро в России станет небезопасно. Потом, на фоне Болотной, был короткий период возвращения. Тот подъем оппозиционной активности вселил серьезную надежду, и я решил, что должен быть на Родине. Был почти уверен: ситуацию получится переломить. Но, как мы знаем, тот протест ни к чему не привел. Так что в 2015-м я уехал второй раз — уже окончательно. Уверен, что жить в России я больше никогда не буду.
— Вы говорите, что пространство сжималось. То есть вы приняли решение «уйти в бизнес», найти компромисс и не лезть в политику?
— Откровенно говоря, поиска компромисса не было. Я перестал быть активистом еще до первой эмиграции, но сохранил дружеские отношения со многими, кого-то продолжал поддерживать. Я сосредоточился на бизнесе, не называя себя ни политиком, ни активистом. После событий 2012-го, когда снова вернулся, вошёл в состав помощников депутата Заксобрания Санкт-Петербурга Максима Резника, но и тогда политикой в чистом виде не занимался — скорее, решал организационные задачи и помогал жителям нашего округа. Максим был депутатом как раз от моей родной части Васильевского острова, где я провел половину жизни, так что я хорошо знал район и его проблемы. Желания активно бороться за какие-то посты у меня не было с первой эмиграции. Но я всегда поддерживал отдельных людей и организации. Сейчас для этого возможностей немного больше. Ни в каких структурах не состою, на собрания не хожу, но со многими дружу и общаюсь. Например, начало войны я встретил в Турции и сразу на личные средства занялся размещением украинских беженцев, в какой-то степени взаимодействовал с «Ковчегом». Но, повторю, ни к какой организации или политической силе я напрямую отношения не имею.
— Что стало той последней каплей, которая привела к окончательному отъезду в 2015-м?
— То, что меня посадили в тюрьму. Нужно было оказать давление на Максима Резника, и в 2015 году меня закрыли по абсолютно надуманному обвинению. Несмотря на жёсткий приговор — шесть лет колонии строгого режима — через семь месяцев меня оправдали по апелляции. Максиму пришлось пойти на определённые уступки, чтобы я оказался на свободе. Я вышел и немедленно уехал из России. С тех пор возвращался лишь на пару недель в 2021 году, а с начала войны в Украине, разумеется, не был ни разу.
Семь месяцев в СИЗО: «Апелляцию писал на туалетной бумаге огарком спички»
— Эти семь месяцев в СИЗО — как этот опыт изменил вас? Чему учит несвобода?
— Никому такого не пожелаю. Как писал Достоевский, «степень цивилизации общества определяется по тому, как оно обращается с заключёнными». Российская пенитенциарная система заточена на издевательство, жестокость сотрудников — это почти инстинкт. После русской тюрьмы у любого нормального человека либо усиливается желание изменить страну, либо — уехать.
Первые дни были самыми тяжёлыми. Во-первых, это само по себе шок, а во-вторых, с первых же дней начались издевательства. Не знаю, была ли это команда сверху или просто инициатива на месте. У меня не было связи с внешним миром, я не знал, что предпринимают адвокаты, но как человек с юридическим образованием понимал: нужно подать апелляцию в десятидневный срок. Ручки и бумаги не было, сотрудники их выдавать отказывались. Первую апелляционную жалобу я писал на туалетной бумаге огарком спички. В буквальном смысле. Когда на утренней проверке это увидели, то выдали письменные принадлежности. Из положительного — я читал по книге в день. Когда в библиотеке «Крестов» перечитал всё, остался только Пруст и что-то, чего я не стал бы читать даже под угрозой пыток. Так что я прочитал всего Пруста. На свободе я бы его не осилил, так что это, можно сказать, приобретение.
Не могу сказать, что я сильно изменился, разве что стал еще более неприхотлив в быту и приобрел кучу бесполезных навыков вроде прикуривания от розетки или готовки с помощью кипятильника, воткнутого в провода от лампочки. Кстати, пригодился и яхтенный опыт — умение организовать человеческий быт на очень маленьком пространстве.
«Я всё реже называю себя русским»: идентичность, стыд и «отмена культуры»
— Одна из самых острых тем сегодня — дискуссия об «отмене всех русских». Неважно, антивоенный ты или нет, у тебя красный паспорт — страдай. Как вы к этому относитесь?
— Это сложный вопрос. Субъективно мне этот «кенселлинг», конечно, не нравится: — сам намучился, добиваясь статуса резидента ЕС. До этого жил в Азии, в Турции — не самых комфортных для меня странах. При этом я понимаю позицию украинцев — они имеют на это полное право. И европейцев можно понять: под видом эмигрантов к ним попадают и агенты Кремля, и просто откровенные «ватники». Видели эти марши с российскими флагами в Берлине? Еще в начале войны была инициатива предлагать россиянам при пересечении границы ЕС или США подписывать бумагу с осуждением преступлений путинского режима. Я с этим абсолютно согласен. Хочешь жить или отдыхать в цивилизованном мире — должен и мыслить как цивилизованный человек. А если у тебя «не всё так однозначно», но отпуск хочется провести в Италии — извините. Вперёд, на курорты Краснодарского края.
Наверное, словлю кучу хейта, но, хоть я и считаю себя патриотом, к большинству населения России отношусь скептически. Страна прошла через столетие отрицательной селекции — от Гражданской войны и сталинских репрессий до последних волн эмиграции, когда уезжали самые думающие и пассионарные. Мне бывает некомфортно называть себя русским, чтобы избежать ненужных разговоров. В первую очередь потому, что моя страна развязала кровавую войну. Это фашизм. И часть ответственности за это лежит на всех нас.
— Что из «российского набора» вы сознательно оставили в прошлом, а что привезли с собой — буквально и метафорически?
– Очень многое. Какие-то паттерны, заложенные на уровне генетического кода. Вот это ощущение своей исключительности, которое я теперь совершенно очевидно понимаю как баг, ошибку мышления. Пытаюсь это в себе убить, но бывает сложно, потому что нас этому в школе учили. Помню, в 90-е, вроде бы во время расцвета демократии, на бытовом и даже школьном уровне этот шовинизм очень ярко проявлялся. Учительница истории смеялась над моим интересом к итальянской культуре, пытаясь унизить перед всем классом. Правильным ответом было то, что русская культура — самая великая, а все остальные нам только подражают. И вообще, все главные произведения итальянских мастеров хранятся в Эрмитаже. Мои одноклассники потешались над тем, что американцы считают себя победителями во Второй мировой, потому что «правильный» ответ был один: победил Советский Союз, а остальные только мешались под ногами. Это, конечно, удивительно. И я соглашусь с публицистами, которые говорят, что глубинный шовинизм в русском народе сидит очень крепко. Это часть культурного кода, те самые «скрепы», от которых за версту воняет фашизмом.
— Как вы себя идентифицируете сегодня? «Бывший петербуржец», «гражданин мира», «представитель российского народа»?
— Я сейчас задумался… За последние несколько лет я, наверное, ни разу не назвал себя русским в плане идентичности. Нет, я чувствую себя гражданином мира, человеком европейской культуры.
Эмигрантская политика: «Некоторые явно работают на Администрацию президента»
— Как вы оцениваете сегодняшнюю ситуацию в российской политэмиграции — все эти расколы, конфликты между «навальнистами», структурами Ходорковского и другими группами?
— Это всё, разумеется, печально. Иногда мне кажется, что мы наблюдаем постоянную репетицию «Бесов» Достоевского, только актёры хуже, а сценарий короче. Часть фигур в эмиграции, на мой взгляд, напрямую работают на Кремль. Ну как еще можно объяснить призывы голосовать за Даванкова? Только прямым указанием или чемоданчиком с деньгами из АП. Не говоря уже о фильмах в защиту ФСБ по вопросу о «рязанском сахаре». Больно видеть, во что превратились структуры Навального после его смерти. Какая-то бесконечная борьба с конкурентами, нападки на Ходорковского и так далее.
— Возможна ли в принципе какая-то консолидация? Создание структуры, которая бы отстаивала интересы хотя бы антивоенных россиян за рубежом?
— Из-за наших, не знаю, традиций, родовых болячек, мы видим, что у многих оппозиционеров личные амбиции ставятся выше общих. Замечательный пример в этом плане — Беларусь. Там тоже есть разные взгляды, но есть фигура Светланы Тихановской, законно избранного президента, которая всех объединяет и предметно занимается помощью белорусам в эмиграции. России такой фигуры, конечно же, не хватает. И очень жаль, что в какой-то момент Алексей Навальный принял решение вернуться, потому что он был единственным, кто мог такой фигурой стать. Он единственный из всей оппозиции имел реальный электоральный мандат от граждан России после выборов мэра Москвы. Сейчас такой фигуры нет.
— А как вы относитесь к идее провести выборы в среде эмиграции? Вас ведь несколько миллионов, теоретически – человек, или орган, получивший столько голосов, мог бы обладать определенной легитимностью…
— Идея понятная, но нет. Если условный ФБК* начнет проводить какие-то выборы, то условный Каспаров будет их игнорировать, а другие силы — саботировать. Это невозможно. Какие бы выборы ни провели, какая-то часть оппозиции их не признает, и в итоге все только сильнее переругаются.
«Наиболее вероятный сценарий — большая гражданская война»
— Из-за рубежа стало виднее, на чём держится путинский режим?
— Когда находишься в свободной стране, это вызывает только удивление: как это вообще может столько времени держаться? Конечно, все держится на безумной пропаганде и страхе. И, опять же, на очень благоприятной почве — ста годах отрицательной селекции. Большая часть населения России — это искусственно выведенный вид Homo Sovieticus, культивированный для того, чтобы соглашаться с «линией партии», страдать за вымышленные ценности, а еще лучше — умереть за очередного «царя и отечество».
— А как же традиционная российская парадигма «заморозки-оттепели»? Многие надеются, что после Путина придёт более либеральный правитель.
— А с чего вы взяли, что придёт более либеральный? Придёт какой-нибудь Патрушев, еще более «отбитый». Я вообще не вижу сценария мирного перехода власти. Думаю, на данный момент наиболее вероятный — и самый ужасный — сценарий, это большая гражданская война, которая начнется со смертью Путина. У нас есть пример Пригожина, есть какая-то безумная «Русская община», огромное количество людей с боевым опытом, возвращающихся с войны. Весьма вероятно, что через пару лет на улицах Москвы будут перестреливаться отряды кадыровцев с отрядами условных вагнеровцев. Наступит смутное время, причём такого смутного времени в истории России, я думаю, еще не было.
Яхтинг, стендап и квизы
— Вы упомянули, что яхтинг для вас — не просто хобби. Как он появился в вашей жизни?
— Честно? Я обязан ему жизнью. Я давно увлекаюсь парусным спортом, во время ковида получил сертификат капитана. В 2021-м путешествовал на мотоцикле по Украине, так полюбил страну, что решил переехать. Собирался зимовать в Турции, заниматься яхтингом, а на 23 февраля 2022-го у меня был билет в Киев — с вещами, хотел покупать квартиру в Одессе. Я понимал, что 23-го с российским паспортом меня, вероятно, уже не пустят, но лететь собирался. И опоздал на самолёт: мы перегоняли яхту из Мармариса в Стамбул, попали в шторм и укрылись в бухте. Войну я встретил в Эгейском море, мы постоянно подходили к берегу, чтобы поймать связь и прочесть новости. Это был, конечно, кошмар, в происходящее было сложно поверить. А когда мы вошли в Дарданеллы, уже случилась история с островом Змеиный. Какой-то русский военный корабль стоял в проливе, ожидая разрешения на проход — я это проспал, и хорошо: иначе взял бы рацию и сказал бы ему, куда идти. Вслед за коллегой в Чёрном море.
— Вы много лет играете в «Что? Где? Когда?» и другие квизы. Что это для вас — интеллектуальная дисциплина, способ поддерживать скорость мысли? И я слышал, вы выступаете со стендапом, это правда?
– Интеллектуальные игры — это большая часть моей жизни. Как говорит Михаил Мун: в игре побеждает не тот, кто занял первое место, а тот, кто после игры стал лучше, чем был до неё. Полностью согласен. Сейчас квизов море — «Мозгобойня», Quiz Please. Россиян много по миру, так что во многих странах есть игры на русском, и где бываю — стараюсь зайти. Иногда подсаживаюсь к незнакомым командам, иногда играю один против всех, а в Европе собрал свою. Играл в Сербии, Турции, Таиланде, Польше, Казахстане, Кыргызстане… В Бишкеке вообще случайно зашёл на игру, подсел к первой попавшейся команде, и они впервые заняли первое место. Мы подружились и потом ещё долго играли вместе. Команда называлась «Не учи отца и Basta». Это и сообщество, и способ держать мозг в тонусе.
Что касается стендапа — да, действительно увлекся. Вышло случайно: в начале года я жил в Стамбуле, ждал решения по европейским документам и ходил в местный стендап-клуб. Друзья стали подталкивать: «Тебе твои истории надо со сцены рассказывать». В итоге выступил на «открытом микрофоне», всем понравилось, стали звать на выступления. Но это, разумеется, не более чем хобби.
«Позволять детям воспитываться в России — преступление»
— Вы много лет живёте вдали от семьи. Тяжело быть так далеко от близких, от родителей столько лет?
— Мне повезло: несмотря на возраст, родители хорошо себя чувствуют и много путешествуют. Видимся минимум раз в полгода в разных точках мира. То в Турции, то в Сербии, в Армении даже отмечали мой день рождения в прошлом году. Этой зимой ездили в Азию — Малайзия, Таиланд, Вьетнам. Мы постоянно на связи, соскучиться не успеваю. Сложнее с частью родственников. Отдельная боль — отец. Я его очень люблю. Он сын советского офицера, дед был подполковником политчасти. Отец — умнейший человек, но с советским военным воспитанием: ему сложно поверить, что по телевизору могут врать. Когда задаёшь вопросы — он уходит от ответа. Он искренне склонен считать, что существуют «мировые заговоры», что «Россию хотят захватить». Мы стараемся не говорить на эту тему, но иногда без этого не получается. Думаю, такая ситуация у многих в нашем поколении.
— И последний вопрос: ваша личная перспектива на 5 лет? Капитан яхты, бизнесмен, игрок элитного клуба, может быть, автор книги? Вернётесь в политику?
— Всё, что вы перечислили, кроме «российского политика». Я живу и хочу жить счастливую жизнь: капитан яхты, играю в ЧГК, занимаюсь любимым бизнесом. Был бы моложе — может, и рассмотрел бы возвращение. Но у меня уже тот возраст, когда думаешь о семье, о будущих детях. А ближайшие годы в России будет кошмар, воспитывать детей в нынешней России — преступление. Поэтому — нет. Туристом? Если получится — посмотрим. Главная цель — свой дом. Десять лет я был «жильцом без постоянного адреса». Сейчас страна, где мне комфортно, наконец, нашлась. Хочу построить дом и иметь место, куда можно возвращаться.