У меня во дворе, как минимум, две семьи боятся за Францию: их дети работают в Париже. Бояться тысячи семей по всей Беларуси — их родные живут либо учатся во Франции.
А еще сотни тысяч белорусских семей, вероятно бояться за своих родных, друзей и коллег в России.
Москва вероятная цель на очереди атак террористов «Исламской Государства». Или тех, кто маскируется под ИД. Первый уровень террористической угрозы в Москве введен еще до парижской резни.
А в России боятся не только террористов, но, прежде всего, что россиян завоюют США. Все эти бескрайние просторы с березками, самоварами, пушкинскими и ленинскими местами. И поэтому хотят, чтобы Россия первой ударила по США. Эта агрессивность — от страха.
А в Беларуси еще боятся, что «нашу Европу», в которую мы так любим съездить, «захватят пришельцы-беженцы с Ближнего Востока, и куда нам тогда ездить?» В США не пустят, а в других частях мира живут те самые, кто хочет захватить «нашу Европу».
А в России еще боятся, что «Беларусь от нас уйдет», развернется на Запад, на тот самый, который на радость некоторым в России сейчас «бомбят пришельцы», которые потенциально готовы бомбить и Россию, в которую ездят белорусы на заработки после того, как отдохнут / закупятся в Европе.
В Европе боятся правых, которые могут прийти к власти на фоне страха перед террористами, который прослеживаются вместе с беженцами с Ближнего Востока. А правые бояться, что не получится подняться, чтобы «вычистить пришельцев».
А в Беларуси боятся, что Россия развалится, «а куда мы без России?», Ибо тогда «нас захватит NATO». А другие белорусы боятся, что Россия не развалится, и если вдруг что — НАТО не придет, не защитит.
Что Европа проигрывает и России, и ИГ.
Самые разнообразные конфигурации страха из составных частей: Европа, NATO, США, беженцы, «Русский мир», «Исламская Государство».
Тем временем, ИГ мне напоминает чуть ли не самых известных в мире экстремистов — большевиков. Немногочисленная в начале группа разношерстных фанатиков разных национальностей, объединенных своей «религией» во главе с прагматичными циниками.
Большевики также отвоевывали себе жизненное пространство постепенно. Стартовали локальным террором, потом уже оперировали целыми военными фронтами, впитывая в себя с геометрической прогрессией все новых обиженных, давая невероятные возможности самым черным персонажам общества.
А потом уже не оставляли выбора тем, кто «сразу не разобрался». И тогда террор делался не локальным, а масштабным.
Как и нынешняя ИГ, большевики после первых побед замахнулись если не на всемирный, то всеевразийский масштаб. Большевики пользовались разобщенностью, взаимными недоверием и страхом стран и народов, против которых действовали. И играли на амбициях тогдашних сверхдержав, которые через политические противоречия, наконец не смогли в борьбе с новым и непривычным в то время злом.
Большевики также как нынешние ИГиловцы в начале выглядели вооруженными злыми клоунами, которых всерьез никто не воспринимал. Но относительно быстро стали субъектом, с которым начали садиться за стол переговоров сильнейшие страны континента. И садятся поныне.
Публикуется с разрешения белорусской службы «Радио Свобода»
Оригинал публикации на белорусском языке