Юрий Болотов: Глупо делать вид, что Чечня — это такой же регион, как Золотое кольцо или Карелия

«Рамзан Кадыров и сайт Visit Chechnya говорят, что Чечня — земля героев. На новогодних каникулах я побрил голову под машинку, стёр ацетоном лак с ногтей и улетел отдыхать в Грозный.

Грозный — типичный южный город. Разросшаяся на километры одноэтажная станица, в центре которой есть одна городская улица. На ней находятся: огромная мечеть, национальный музей, парадные здания, площади и скверы, несколько торговых центров, полдюжины высоток. Строительство главного полукилометрового небоскреба, башни «Ахмат», заморозили пару лет назад за ненадобностью, и вместо него — бесконечный забор.

Центральная улица сперва называется проспектом Владимира Путина, а после реки Сунжи — проспектом Ахмата Кадырова. На восстановленных как бы под старину и уже немного разваливающихся панельных многоэтажках вдоль проспекта встречаются огромные плакаты с Путиным, Кадыровым, а также Путиным и Кадыровым, пожимающими руки.

Проспект Ахмата Кадырова упирается в площадь Минутка. От прежней площади ничего не осталось.

Знакомые по теленовостям топонимы включают в голове стереоэффект. На этом месте стояли сгоревшие бтры и лежали в весенней грязи разорванные в мясо солдаты-срочники из репортажей Невзорова. В этом пригороде петербургский омон во время зачистки просто так убил 56 мирных жителей, включая беременных женщин и детей, и омоновцам ничего за это не было. У этого памятника дружбе народов продавали рабов-славян. А тут был фильтрационный концлагерь для «террористов» — хотя почему был, он и сейчас есть.

Чечня пережила естественную десоветизацию. Памятник Ленину в центре Грозного снесли после путча в 1991 году. Здание местного комитета партии (оно же — президентский дворец Дудаева) взорвали федеральные войска в 1996 году. Многие улицы уже в этом десятилетии переименовали на новый лад: был проспект Кирова — стал Мохаммеда Али, была улица Маяковского — стала Нурсултана Назарбаева. На каждого красного комиссара найдётся свой исламский богослов и принц восточного эмирата.

Грозный производит впечатление пустынного города для автомобилистов. У многих улиц нет нормальных обочин для пешеходов. Все ключевые здания окружены высокими заборами, а подъезды к ним перекрыты шлагбаумами с охранниками. Комплекс зданий МВД и ФСБ выглядит как военная база. Уличная жизнь появляется либо на проспекте Путина, либо на вещевом рынке «Беркат». После 21 часа город совсем вымирает.

Новые и восстановленные здания стараются стилизовать под вайнахские родовые башни или что-то условно ближневосточное. Так рождается свой локальный постмодернистский — не «лужковский», а «кадыровский» — архитектурный стиль.

И всё же в городе найдётся несколько «общественных пространств». Недалеко от площади Минутка «Стрелка» и Snøhetta сделали приятный парк Хусейна Бен Талала, похожий на Красногвардейские пруды у Сити. На холме над южной частью города построили обзорную площадку в виде серебристой лестницы, поднимающейся в небо — архитектор площадки, Хамид Тайценов, раньше тоже работал в «Стрелке». На том самом проспекте Мохаммеда Али есть скамейки и велодорожки. Снова «Стрелка»? Угадали.

В Чечне нет популярных федеральных сетей кафе, магазинов, аптек, кинотеатров, азс. В городе не встретишь курьеров доставки еды, а на машинах такси нет брендирования Яндекса. Это дополняет непривычную визуальную среду города.

Как и во многих регионах России, в республике нет ресторанной индустрии и культуры обслуживания. Зато в Грозном полно бургерных, которые выглядят как подделки под Макдональдс, Старбакс и другие сети. В местном кафе биг тейсти почти как настоящий, только котлета меньше и вкус разбалансирован.

Пик локального шика — панорамный ресторан «Купол» на 32 этаже одного из небоскребов (ужин на двоих — ₽3000). Там туристы могут выпить пива и попробовать национальную кухню. Например, аналог хинкала, жижиг-галнаш — пшеничные и кукурузные клёцки вместе с отварной жирной бараниной или колбасой из перерубленных субпродуктов. Национальная кухня — что в элитном ресторане в небоскребе, что дома у простой женщины в горной деревне — непритязательная. Но мне понравился творог со сметаной то-берам вприкуску с кукурузной лепёшкой сискал.

Случаются неожиданные встречи. В самом центре Грозного на проспекте Путина находится скандинавская спешалти-кофейня Søren. Сидя в уютном интерьере в окружении молодых чеченцев в шмотках Balenciaga, я запивал хорошим чёрным кофе (₽120) феноменально вкусную крафтовую вегетарианскую конфету из сухофруктов (₽80) и любовался, как за окном три десятка спецназовцев с автоматами охраняли новогоднюю ёлку.

Формально в Чечне безопасно: ваххабитское подполье в горах подавили к Олимпиаде 2014 года, оставшиеся радикалы уехали воевать в Сирию. В начале года Кадыров объявил, что в республике больше нет ни одного боевика, поэтому главной угрозой на улицах выглядят сами республиканские силовики. Их слишком много.

Во время прогулки без местного сопровождающего вас могут задержать плохо говорящие по-русски бойцы МВД. Угрожая автоматами, они осведомятся о целях вашей поездки, исподволь уточнят, не являетесь ли вы геем, прикажут удалить туристические фотографии. Даже после успешного прохождения проверки за вами ещё некоторое время будет демонстративно ехать автомобиль слежки.

(Нас с другом проверили уже на третий час в Грозном. Один из силовиков — молодой парень — был голубоглазым блондином невероятной красоты. В других обстоятельствах он мог бы не зарабатывать насилием, а быть моделью в инстаграме. Или тем, кем сам пожелает.)

Как мы знаем из показаний бывшего спецназовца Сулеймана Гезмахмаева, для местных жителей задержание вполне может обернуться пытками или расстрелом. Рамзан Кадыров назвал эти слова выдумкой — впрочем, ранее он также говорил, что связь убийц Бориса Немцова с Чечней является фантазией, а джинны существуют. Половину доходов консолидированного бюджета Чечни составляют прямые дотации из федерального центра, поэтому можно сказать, что всё это делается за ваши налоги для вашей безопасности при вашем молчаливом согласии.

Кавказские горы — главная достопримечательность республики. В горах есть два основных туристических направления: Аргунское ущелье (на юге) и самое большое озеро Чечни — Кезенойам (на юго-востоке; туда можно приехать и из Дагестана). Часто советуют побывать и у горного озера Галанчож. Оно находится в обезлюдевшем после 1944 года районе на границе с Ингушетией, добраться туда пока можно лишь на внедорожнике.

Чечня небольшая: из Грозного в горы можно доехать на Яндекс Go за полтора часа и ₽1500. Качество дорог — обычное для России, двухполосное шоссе спокойно превращается в грейдер. По пути встречаются блокпосты для проверки документов. Таксист предложит записать его телефонный номер, чтобы потом заказать машину обратно через WhatsApp. Водители в Чечне не только систематически не пристёгиваются сами, но и прячут ремни на задних сиденьях под спинки, чтобы ими нельзя было воспользоваться.

В Чечне много военных объектов — в Ханкале на выезде из Грозного так и сидит 42-я дивизия, а над обширным Аргунским ущельем с момента высадки десанта в декабре 1999 года доминирует база пограничников Тусхорой.

В Аргунском ущелье можно остановиться в новом горнолыжном курорте Ведучи. От Ведучей не стоит ждать размаха Красной Поляны: пока работает один подъёмник и два небольших отеля, обслуживание — сносное.

Чеченские власти планируют в ближайшие годы увеличить поток туристов в республику в 10 раз и сильно расширить Ведучи на федеральные дотации. Как этим будут заниматься — тот ещё вопрос. Созданная ради курорта особая экономическая зона пару лет назад была признана самой неэффективной в России, а продвигавший проект олигарх Руслан Байсаров вышел из него после запуска первой очереди.

По пути к курорту встретятся встроенные в скалу Ушкалойские башни-близнецы XII века, служившие таможней на торговой тропе у реки. В селе Итум-Кали, которое в январе 2000 года пограничники из Тусхороя уничтожили системами залпового огня, восстановили старую крепость. У самой грузинской границы находятся руины обширного средневекового некрополя Цой-Педе и других родовых башен. Чтобы увидеть склепы с вылизанными ветром костями, от Итум-Кали надо ещё час ехать по грейдеру вдоль Аргуна. Дорогу для военного снабжения Ичкерии проложили в конце 1990-х угнанные в рабство русские.

Таксисты искренне и с большой гордостью называют Кезенойам самым высокогорным озером в мире (высота — 1850 метров; о том, что по их мнению оно же самое красивое — и упоминать не стоит). На Кезенойаме тренируются гребцы, поэтому у озера можно остановиться в новой спортбазе. Стоит посмотреть восстановленный аул Хой неподалёку от озера.

Хой заложили как дозорный пост при заселении местности Чеберлой в XV веке. Из-за удачного расположения аул постепенно разросся до двух сотен дворов — чеберлоевцы занимались скотоводством и террасным земледелием. В XIX веке местные боролись с Российской империей. Но уже в 1843 году чеберлоевцы, уставшие от затяжной войны и недовольные жестокостью Шамиля в насаждении шариата, подняли восстание против имама — в ответ Шамиль разнёс артиллерией неподконтрольные аулы.

В 1870-е годы, уже после формального замирения Кавказа, имперская администрация построила дорогу до Кезенойама, и местность перестала быть труднодоступной. Горцы, желающие вернуться к самоуправлению и встревоженные быстрым изменением бытового уклада, в 1877 году подняли очередное восстание на фоне войны с Турцией. Карательные отряды под руководством князя Накашидзе — грузинская аристократия стала частью имперской — снова уничтожили аулы, выжгли посевы, забрали скот, сломали оставшиеся боевые башни, выселили оставшихся в живых на равнину.

В 1944 году уже советские власти депортировали всех жителей Хоя в Среднюю Азию, а после возвращения 1957 года запретили по новой обживать пустые аулы. В 1999 году из пустынного Чеберлоя началось наступление в Дагестан, и российская авиация бомбила местные базы боевиков Басаева. В 2002 году федералы в ходе зачистки взорвали последнюю уцелевшую средневековую башню в Хое. В прошлом году аул «отреставрировали» — то есть возвели в традиционном стиле по старым фундаментам (как случилось и со многими другими достопримечательностями Чечни) — и открыли музей под открытым небом.

Наверно, в истории Хоя должна быть какая-то мораль. Но мораль, кажется, лишь в том, что в российском обществе нет разговора о колониализме и преодолении имперской травмы. Отдыхая в Красной Поляне, вспоминали ли вы хоть раз о сотнях тысяч убитых и сосланных в Османскую империю черкесов, которым принадлежали те земли в XIX веке? Смеясь над шутками из стендапа Чебаткова, задумывались ли вы о судьбах русских, оставшихся в национальных республиках после распада СССР?

Чеченские деревни отстроены заново. В них нет трагического упадка и запустения Русского Севера, но очень красивыми, аккуратными и зажиточными их тоже не назовёшь. Строят из простых материалов, часто — шлакоблоков и гофролистов. Вдоль улиц характерные трубы газопроводов. Кубань живёт богаче. (Впрочем, я не был в Центарое/Ахмат-Юрте.)

В каждом селе и городском районе — новая мечеть, а то и несколько. В Аргуне построили свою версию исламского хайтека Жана Нувеля — мечеть «Сердце матери». Какой матери? Матери Рамзана Кадырова, конечно.

Люди простые, вежливые и отзывчивые — запросто могут позвать на ужин, если вы обратитесь к ним с вопросом. Главный человек в округе — имам мечети, за помощью всегда можно пойти к нему. Основное общение — на чеченском, по-русски даже полицейские говорят с сильным акцентом. За время двух войн регион стал моноэтническим: чеченцы составляют 95% населения, 2/3 живут в сёлах, людям не нужен второй язык.

Замужние женщины покрывают голову, а почти все мужчины носят бороды (мне встретилось всего несколько мужчин без бороды — это были пожилые люди, повзрослевшие ещё в советское время). Популярная реклама на сити-формате в Грозном: «Устали от бесконечной окантовки бороды? Лазерная коррекция позволит избавиться от нежелательных волос». Даже молодые и прогрессивные чеченцы не станут красить волосы или носить открытую одежду.

В продуктовых алкоголь не продаётся. Местные ездят выпивать в соседние регионы или на свой страх и риск закупаются по утрам в будни в единственной «Ленте» на окраине Грозного.

Чеченцы обычно одеваются скромно, но в центре Грозного вы встретите и пуховики Moncler, и кроссовки Gucci, и тотал-луки Louis Vuitton. Можно наткнуться на людей с несколькими айфонами последней модели. Объяснений этому может быть два, и они не исключают друг друга. Первое — прямолинейное: сверхпотребление среди местной элиты. Второе — парадоксальное: продукты и быт в Чечне недорогие, на аренду жилья тратиться обычно не надо, развлечений в республике особо нет — поэтому если вы стабильно зарабатываете, рано или поздно вам некуда будет девать свободные деньги. Gucci и айфоны — аналог советского хрусталя и ковров. Годы нужды и разрухи также способствовали привычке к накоплению.

Хотя тема секса в республике табуирована, у дочери Кадырова Айшат в Грозном есть свой магазин женского нижнего белья и секс-игрушек Lady A (его несложно найти в инстаграме — главной соцсети республики). Существование бутика можно списать на ханжество элиты, но, думаю, всё не так прямолинейно. Сексуальные эксперименты явно не порицаются, пока они не ставят под вопрос саму модель закрытой патриархальной разнополой семьи. Наверно поэтому же де-факто существует многоженство — оно не посягает на власть мужчины, а поддерживает её.

В Чечне популярны исламские методы лечения — например, хиджама, кровопускание. В Грозном под покровительством фонда Кадырова уже более 10 лет работает Центр исламской медицины, где лечат зависимости, депрессию и психические расстройства с помощью экзорцизма.

На рынке «Беркат» продаются футболки с изображением отпечатка ботинка на лице Эммануэля Макрона. В аэропорту все сувениры — с Хабибом Нурмагомедовым, назвавшим Макрона мразью.

Раньше Грозный был крупным центром нефтехимической промышленности. Сейчас на месте бывшего Заводского района десять километров разбомбленных пустырей вдоль Сунжи.

Уровень безработицы в Чечне — 20%. 25% работающих получают меньше 15 тысяч рублей в месяц. Средняя зарплата не дотягивает и до 30 тысяч. Современная Чечня не выглядит прогрессивной, богатой и благополучной. Она не выглядит образцовой даже по меркам юга России: это сельский регион где-то в конце рейтинга экономического развития. Государственники ставят в заслугу Кадырову восстановление республики, но непонятно, чем особые успехи его жёсткой руки отличаются от работы других губернаторов.

В медиа и соцсетях Кадыров выглядит эксцентричным восточным эмиром и строгим духовным отцом всех чеченцев. А всё происходящее в республике удобно трактовать как архаизацию, откат назад после тоталитарного, но куда более прогрессивного советского модернизационного проекта. Но, думаю, такая экзотизирующая оптика лишь сбивает с толку. Кадыров — не помазанник божий, не варвар, а обычный европейский диктатор 1920-1930-х годов, опирающийся на силовой блок, идеологию и массовую пропаганду. Здесь и сейчас он по своему вкусу строит новый чеченский народ. Восстановление и развитие инфраструктуры и экономики — лишь случайное побочное явление.

«Без культуры нет нации!» — гласит щит с цитатой Ахмата Кадырова на обзорной площадке над Грозным. Поэтому ислам чуть ли не в статусе официальной религии. Поэтому новые герои и новые названия улиц и сёл. Поэтому культ личности отца и сына. Поэтому высотки в станице, где они не нужны. Поэтому отстроенные заново исторические поселения в горах. Поэтому незыблемые вековые традиции, которых не было ещё 15 лет назад. Поэтому для всех платки и бороды. Поэтому репрессии против других и несогласных.

Путешествие к Кезенойаму и Аргунскому ущелью может стать ещё одной поездкой по живописным местам на расширенные выходные. Но глупо делать вид, что Чечня — такой же регион, как Золотое кольцо или Карелия. Это же путешествие внезапно может обернуться попыткой разобраться, как та война из телевизора перевернула тебя и всё вокруг, а с годами ты об этом просто забыл. Сайт Visit Chechnya обещает: «Чеченская республика оставит незабываемый отпечаток на сердце каждого».

История о победе в Чечне лежит в основе современной российской государственности и изжившего себя общественного договора из начала нулевых: безопасность в обмен на политическое неучастие, — который и привёл нас к тому, что мы имеем в 2021 году. Но весь этот победный нарратив рассыпается от любого столкновения с современной Чечней.

В XIX веке на Кавказе проповедовал суфийский богослов Кунта-Хаджи Кишиев. Кишиев опережал своё время: в отличие от Шамиля, настроенного на войну против империи до последнего горца, он выступал за духовное самосовершенствование, непротивление злу насилием, этическое неприятие захватчиков — и постепенную моральную победу над Российской империей.

Популярность Кишиева вызывала ревность у Шамиля, который решил избавиться от политического соперника и отправил его в хадж. Богослов вернулся в Чечню уже после пленения имама и снова проповедовал, за что был отправлен в вологодскую ссылку. После ареста сторонники Кишиева вышли на мирную демонстрацию в Шали, а их расстреляли. Кунта-Хаджи Кишиев не отказался от своих взглядов и умер в ссылке через три года, в 1867 году. Шамиль, присягнувший царю, умер в 1871-м.

Кишиев — любимый богослов Рамзана Кадырова.

***

Беглые впечатления о поездке я записал в январе, но снова Чечня настигла меня почти через полгода — в Гималаях.

Мы шли к каскаду озёр Гокио, что лежат на три километра выше Кезенойама. На пятый день перевалили через 4000 метров, кислорода становилось мало, рюкзак тяжелел, нас окружала пустая выжженная тундра. Идти было зябко: погода испортилась, сильно похолодало, бил мокрый ветер, где-то пятнами таял снег, и в воздухе стоял запах сырой земли. Но мне это даже нравилось, такой Непал напоминал Россию в серое межсезонье, и я шутил про себя, что иногда незабываемое ощущение родины — это когда ты в ненастье безысходно шагаешь по говну непонятно куда.

Мы остановились на привал на холме над заброшенной деревней шерп. Мой гид закурил сигарету. В 5000 километров от России мы снова говорили о России. Сперва о поездках по стране, затем о Кавказе. Потом Саша вспомнил, как служил в Первую чеченскую.

Невероятный жизненный опыт можно пережить, но толком невозможно передать. Можно лишь пересказать отдельные детали, пока всё самое главное и неуловимое исчезает как слёзы в дожде. И Саша пересказывал войну отрывочными деталями, просто и буднично. Вот он 25 лет назад водит бензовоз, на кабину которого приварены бронелисты. Вот парни в землянке на блокпосте страдают от вшей и неделю сидят без еды, потому что их снабжение то ли не довезли, то ли толкнули на сторону ещё со складов. Вот кто-то вечером уходит покурить в кусты, и по огоньку сигареты его снимает снайпер, а на следующий вечер так снимают ещё кого-то, а потом ещё. А вот вчерашние школьники едут по селу на бтрах, веселятся, в шутку пугают местных, сносят встречные машины и расстреливают из автоматов овец и кур.

Саша помолчал, докурил сигарету и закончил: «Мы никогда не будем для них своими». Взвалив на себя рюкзаки, мы пошли дальше по разбитой яками тропе. Я месил ботинками болото и молча думал о чём-то своём.

Так повезло, что мы с друзьями родились позже, и после школы нам не пришлось валяться в зимней грязи у площади Минутка.

Впереди блестели снега Чо-Ойю»