Мария Красова, защищавшая в РФ бойца ММА Алексея Кудина, которого выдали властям Беларуси вопреки запрету ЕСПЧ, рассказала DW, почему высылка — это вопиющее нарушение и каковы шансы на освобождение спортсмена.
Россия экстрадировала в Беларусь спортсмена Алексея Кудина — вопреки запрету Европейского суда по правам человека. Кудин — заслуженный мастер спорта Беларуси, пятикратный чемпион мира по тайскому боксу, трехкратный чемпион мира по кикбоксингу и победитель открытого чемпионата России по ММА. В Беларуси его обвиняют в нападении на милиционера на августовских протестах в 2020 году.
Алексей был задержан в Беларуси в августе прошлого года и после десятидневного пребывания под административным арестом переведен на домашний. В ноябре он покинул Беларусь и переехал к друзьям в Россию. Официальный Минск объявил его в розыск, в январе 2021 года по запросу белорусской стороны он был арестован и помещен в СИЗО Зеленограда. DW поговорила с сотрудницей фонда «Гражданское содействие», адвокатом Марией Красовой, защищавшей Алексея Кудина в России.
— Решение апелляционного суда Москвы об экстрадиции Алексея Кудина было принято 21 июля. Вэтот же день Европейский суд по правам человека запретил выдавать Кудина Беларуси. Было ли у России право проигнорировать требование ЕСПЧ?
— Нет, такого права у России не было. Мы уже обратились в правоохранительные органы за официальными разъяснениями по этому поводу. Жена Алексея Татьяна подала в полицию заявление о пропаже мужа, а я сообщила в Следственный комитет о превышении должностных полномочий сотрудниками правоохранительных органов, которые осуществили выдачу несмотря на прямой запрет Европейского суда. Пока что никаких ответов мы не получили.
— Чем ЕСПЧ обосновал требование остановить экстрадицию?
— ЕСПЧ сослался на правило 39, в соответствии с которым экстрадиция запрещается до тех пор, пока суд не примет окончательного решения. ЕСПЧ, изучив наши доводы о том, что преследование Алексея было политически мотивированным, и о том, что в Беларуси он подвергался пыткам, принял решение о необходимости проверки указанных сведений.
Доказательства того, что в отношении Алексея применяли пытки, содержались в материалах уголовного дела в Беларуси, которое нам удалось получить. Там и ранения резиновыми пулями с металлической сердцевиной, и сотрясение мозга, и применение светошумовых спецсредств — все пытки подтверждены. ЕСПЧ установил срок до 10 августа — к этому времени РФ должна была предоставить документы, на основании которых Европейский суд смог бы изучить обоснованность решения о выдаче. Запрет на экстрадицию был до 17 августа. Но Россия этим распоряжением ЕСПЧ пренебрегла.
— В чем обвиняют Алексея в Беларуси?
— Ему инкриминируют «сопротивление сотрудникам органов внутренних дел при выполнении ими обязанностей по охране общественного порядка, сопряженное с применением насилия». Алексею грозит до 5 лет лишения свободы.
— Алексея задержали после митинга в августе прошлого года. Что тогда произошло?
— В документах дела, которое нам удалось получить, есть показания свидетелей, которые были вместе с Алексеем и рассказывали об этих событиях. Алексей вышел на протест — а он известный человек в Беларуси, его многие знают — и когда сотрудники ОМОНа начали теснить толпу, люди стали за ним прятаться. Он поднял руки и пошел в сторону сотрудников правоохранительных органов со словами «Ребята, вы и меня бить будете?» Но по всей видимости, его не узнали. И вначале ему распылили в лицо газ, а затем начали избивать. Он закрывался руками и, видимо, пытаясь как-то защититься, отмахнулся. И два сотрудника ОМОН упали — понятно же, что когда многократный чемпион мира в тяжелом весе отмахивается, кто-то может упасть.
Алексею удалось убежать, он вернулся домой, понял, что ему плохо и поехал в больницу. И уже на подъезде к больнице под его машину бросили две светошумовые гранаты, стали стрелять в него из травматического пистолета «Оса».
Его избили так, что когда он оказался в изоляторе, несколько раз терял сознание от кровопотери, у него практически был отстрелен палец. Все это есть в материалах дела, которое мы предъявили российскому суду первой инстанции, но нам сказали, что эти материалы носят субъективный характер, и оставили их без внимания. А суд второй инстанции согласился с этими доводами.
— Насколько известно, Алексей обращался к российским властям с просьбой о предоставлении статуса беженца?
— Когда Алексея в январе задержали, он подал ходатайство о предоставлении политического убежища или статуса беженца, но ответа не получил. В апреле он обратился к комитету «Гражданское содействие», с которым я сотрудничаю, и который специализируется именно на этих вопросах, и мы повторно подали заявление. А потом произошла какая-то совершенно странная неправовая процедура.
21 июня сотрудник территориального отделения МВД по Московской области приехал к Алексею в СИЗО и провел с ним беседу. Далее в соответствии с письмом, которое я получила, у нас был месяц на рассмотрение заявления о предоставлении статуса беженца и три месяца на решение по ходатайству о предоставлении временного убежища. Все это время — а потом и весь период обжалования в случае отказа — человек, в соответствии с международными нормами и российскими законами, считается ищущим убежища и не подлежит ни высылке, ни экстрадиции, ни депортации.
Но уже 14 и 15 июля были вынесены решения об отказе в предоставлении и статуса беженца, и временного убежища. Мы узнали об этих решениях в день судебного заседания — их привезла в суд Генеральная прокуратура. Более того — прокуроры успели обратиться и в федеральный орган МВД и получить у них заключение об обоснованности и законности решений, принятых нижестоящим органом власти. То есть там, фактически, схлопнули всю процедуру, лишив нас возможности досудебного обжалования принятых решений. Тем не менее, мы успели обратиться в суд с обжалованием.
— То есть окончательного решения об отказе предоставить Алексею статус беженца еще не было принято?
— Финального, вступившего в законную силу решения еще не было — дело до сих пор находится в суде. Так что, по сути, процедура предоставления Алексею статуса беженца или временного убежища еще не завершена, но, несмотря на это, суд принял решение его экстрадировать.
21 июля завершался предельный срок содержания Алексея под стражей, и на этот же день было назначено заседание апелляционного суда, принявшего решение об экстрадиции. При этом в тот день в здании суда не было интернета, так что были все основания перенести заседание, однако этого не произошло. Его назначили и провели в экстренном порядке в последний день содержания под стражей.
— А чем вы объясняете такую спешку?
— По-видимому, изначально было принято решение о необходимости экстрадиции любыми способами. В документах, которые российская Генеральная прокуратура получила от белорусской стороны, так и сказано: в случае невозможности экстрадиции Кудина просим выдворить его любым иным способом.
— Вам известно, где сейчас находится Алексей?
— Да, он в СИЗО №1 в Минске.
— Кто будет защищать его в Беларуси?
— У Алексея будет белорусский адвокат. Но с этим, к сожалению, большие проблемы, потому что адвокаты в Беларуси, скажем так, сильно ограничены в своей деятельности. Ранее мы просили белорусских адвокатов помочь нам получить материалы уголовного дела, заведенного в отношении Алексея в Беларуси, потому что там содержались доказательства того, что к нему применялись пытки. И как только мы начинали работать с каким-то адвокатом, его сразу же лишали статуса. А другие отказывались от сотрудничества, потому что понимали, что их лишат лицензии. Поэтому еще один наш аргумент против экстрадиции Алексея заключался в том, что он не получит в Беларуси никакой адекватной юридической помощи, потому что институт адвокатуры там сведен до нуля.
— Жена Алексея Татьяна тоже находилась в России. Вы с ней встречались?
— У Алексея и Татьяны пятеро детей, и она была с ними в Беларуси. В Россию она приехала после ареста Алексея в январе. И это совершенно чудовищная история — на протяжении всего этого времени им не давали ни одного свидания. Они смогли увидеться всего дважды: один раз в суде, и это длилось максимум минут десять, причем, судья не разрешал им общаться ни словами, ни жестами, ни даже перемигиваться. Во второй раз это было три минуты. А 21 июля она с четырех часов дня до часу ночи стояла у ворот СИЗО и ждала, пока Алексей выйдет. Но он не вышел, а потом мы узнали, что его экстрадировали.
— Как отреагировала Татьяна на экстрадицию мужа?
— И Алексей, и Татьяна — очень мужественные и сильные люди. Они оба сказали, что будут бороться, и что не собираются сдаваться. Татьяна будет делать все, чтобы вызволить мужа из тюрьмы.
— Татьяна собирается возвращаться в Беларусь?
— Она уже там.
— Что вы намерены делать дальше?
— Мы уже обратились в Следственный комитет РФ и ждем от них какого-то расследования. Мы сообщили в ЕС и Совет Европы и ожидаем, что будут какие-то последствия, потому что история совершенно вопиющая. Безусловно, мы будем настаивать на выполнении дипломатических гарантий, которые давал МИД России. Генеральная прокуратура Беларуси обещала, что к Алексею допустят российских консулов — мы будем этого добиваться.
— Насколько велики шансы того, что Алексея удастся освободить?
— Это моя самая главная мечта на ближайшее время. Но вероятность этого очень мала. Еще когда Алексей находился под домашним арестом, он получал звонки от сотрудников правоохранительных органов, которые его предупреждали: решение по его делу уже принято, и он будет показательно наказан, чтобы другим неповадно было. Поэтому он и принял решение об отъезде. Зная драконовские методы руководства Беларуси, боюсь, что ему сейчас, извините за выражение, вкатают по полной.