13 февраля американские сенаторы представили законопроект по принятию очередного пакета антироссийских санкций, которые будут разделены на два блока. Первый блок — за вмешательство в выборы на территории других государств, второй — за инцидент с украинскими судами в Керченском проливе. Санкции довольно жесткие, там предусмотрен целый список ограничений  на банковский сектор, и на суверенный дог страны, и на отдельно взятых бизнесменов. На фоне одной только новости об очередных санкциях, которые должны быть введены в апреле, произошло заметное падение российских индексов. Свое мнение о том, что ждет экономику страны после ужесточения санкционного режима, высказал известный бизнесмен и экономист Дмитрий Потапенко.


«Сегодня лучше, чем будет завтра»

— Дмитрий, чем чревато для России введение нового пакета санкций, анонсированных 13 февраля? На фоне одних только новостей о них обрушились российские индексы. Что дальше?

— Говорить о рынке акций в России бессмысленно, достаточно просто посмотреть его объем на фоне мировых рынков. Это бумаги, которые спекулятивны. И то, что спекулянты отрабатывают эту новость – это нормально. На фоне шумихи отрабатывать «акции» — абсолютно нормальное явление. Я намерено взял бы слово «акции» в кавычки, потому что российский фондовый рынок – понятие условное, достаточно просто посмотреть на его объем.

Говорить о том, что будет дальше…Основной вопрос – будет ли принято решение по суверенному долгу, будет ли пресечена возможность нашему не столько государству, сколько нашим госкорпорациям, которые, по сути дела, и составляют наше государство, занимать на внешних рынках. Если не дадут (занимать средства на внешних рынках – ред.), то будет больший провал, если же занимать дадут, то чуть-чуть отыграют, но в целом ничего хорошего все равно не будет.

Разговор о том, что у наших властей есть какой-то ответ на то, что ошибочно называется санкциями, конечно, такого ответа нет.

— Объясните, пожалуйста, что значит наложение санкций на суверенный долг России, для простых обывателей?

— Для простого обывателя все это достаточно просто. Разговор о том, что у нас нет внешнего долга – это, с одной стороны, абсолютная правда, а с другой – абсолютная ложь. Что сделали власти после 1998-го года? Они перестали занимать то, что называется «печатью государства», и создали кучу так называемых государственных корпораций. Хрен редьки не слаще. Государственные корпорации сейчас должны 2,3 готового ВВП страны. Что делают «буржуины»? Они говорят: «Вы можете вести любую политику, занимать любую позицию, любую территорию «прижимать» и «отжимать», но у нас тоже есть «бузящие» территории, и нам прецеденты, когда «бузящие» территории переходят из одной юрисдикции в другую, не нужны». К примеру, та же Каталония, Уэльс и все остальное. Мир перестал заниматься империалистическими войнами, когда захватывали – гибридно или негибридно – другие территории. Задача любой системы управления – устояться в границах. То есть неизменность границ важна для всех, и создавать прецеденты, пусть даже на другом конце света, когда права на территорию могут быть изменены, никому не нужно. «И так как мы (путинская Россия – ред.) этого не принимаем, считая, что вот тут кусок где-то «привалился», мы можем туда влезть, сюда влезть, называя подобные действия «независимой политикой», то нам говорят: «Хорошо, зачем же тогда вы обращаетесь к нам за «бабками»? Вы как-то определитесь». Это все равно, что ребенок говорит: «Мама, я поеду в Гренландию, но ты мне дашь денег на билет». «Сынок, если ты хочешь ехать в Гренландию спасать белых медведей, ты имеешь на это законное право, но сначала на билет себе заработай. Не то, что тебя кто-то ограничивает, но ты веди себя полноценно независимым, а не независимым за мой счет». Вот и все, это и есть работа с суверенным долгом. Все равно наши корпорации, наше государство будет занимать, но занимать ему будет негде. Ему никто давать в долг не будет либо будет давать так, как это было в 90-е – нефть или золотовалютный запас в обмен на продовольствие. То есть с нами будут работать юрисдикции стран третьего мира, которые будут готовы с огромным дисконтом, что крайне важно, давать нам деньги на наши псевдо-национальные проекты.

Как только вы уйдете от терминологии «Кремль», «государство» и будете рассматривать «клубок целующихся змей», все встанет на свои места

— Как Вы думаете, возможно ли изменение политики Кремля под давлением столь жестких санкций?

— Нет, исключено! Это потеря лица, потеря власти. Вот вы говорите – «Кремль», «государство». Нет никакого Кремля и нет никакого государства, есть группировки, которые между собой  грызутся, группировки, которые давно поделили страну на зоны влияния. Где-то они пересекаются, эти группировки, где-то – разделяются, но в целом их интересы локальны – это удержание власти любой ценой, потому что это их «кормушка». Как только вы уйдете от терминологии «Кремль», «государство» и будете рассматривать «клубок целующихся змей», все встанет на свои места. Основная проблема этого «клубка целующихся змей» — договориться между собой, а не посмотреть, что они представляют на внешнеполитическом уровне.  Для них эти секторальные санкции постольку — поскольку. Санкции они почувствуют только в том случае, если в их группировках невозможно будет дальше занимать. Это приблизит развязку, но не изменит их позицию.

….развитие так называемого системоуправления будет идти, скорее всего, по приходу крайне левой военной хунты.

— Вы говорите, приблизит развязку. Какую развязку Вы имеете в виду?

— Представьте, что дерутся 5-6 бандформирований. У этих бандформирований есть какие-то «бабы Клавы», которые подвозят еду, потому что периодически какие-то бандиты выходят из этой битвы, им нужно перекусить, следовательно, в битве бандитов становится меньше. Кто больше завязан на вот эту внешнюю «жратву», тот начнет погибать, соответственно, какие-то 2-3 банды выиграют у других 2-х или 3-х банд. А потом эти банды-победители должны объединиться.

Я уже говорил, что развитие так называемого системоуправления будет идти, скорее всего, по приходу крайне левой военной хунты. Она будет пытаться управлять страной под какими-то псевдопатриотическими лозунгами, следовательно, «веселуха» лет на семь нам обеспечена. Но так как управлять экономикой страны невозможно никакими лозунгами (есть пример той же Венесуэлы), то только лет через 7 есть какой-то слабый шанс, что они начнут внедрять некие демократические институты или, если быть точнее, — федеративные институты. Россия называется Российской Федерацией, а такой огромной территорией можно управлять только с помощью местных муниципалитетов. Невозможно управлять всем из Москвы или из Владивостока, из Вашингтона – неважно, откуда. Всем ясно, что невозможно централизовать управление в такой распределенной стране. Это технологически невозможно. Надо посмотреть на все протяженные государства, а они управляются исключительно федеральным способом, когда местные граждане, а не какой-то там псевдо-федеральный центр, определяют свою собственную жизнь. Не существует никаких федеральных центров, это невозможно.

— То есть в ближайшие 7 лет как минимум ничего хорошего ждать не приходится?

— Я всегда говорю: «Будьте оптимистами, сегодня лучше, чем будет завтра».

— И последний вопрос. Сейчас в Сочи проходит Международный экономический форум. В рамках мероприятия Премьер-министр сказал следующее: «Рост экономики фиксируется уже третий год подряд. Однако качество роста нас пока не устраивает. И что самое главное — этот рост пока не ощущается нашими гражданами». Как Вы можете прокомментировать слова премьера?

 — Все достаточно просто. Если тело сбросить с 18-го этажа, то в целом в момент падения оно отскакивает. Есть какой-то отскок, оно не просто плашмя падает. Этот отскок когда-то больше, когда-то меньше, но он существует. Если присмотреться в микроскоп или смотреть в замедленной съемке, то даже упавшее уже мертвое тело отскакивает. То есть тело же отскочило – вот и мы «отскочили», а почему граждане этого не чувствуют? «Да потому, что в словосочетании «российская экономика» одно слово лишнее – либо «российская», либо «экономика»».

Когда экономика построена на том, что выкачиваются ресурсы, и из этих ресурсов ничего не делается, это не экономика, она зависит от волатильности стоимости ресурсов. А волатильность – это когда на рынке ты – 128-й игрок, у тебя есть какие-то разведанные запасы, которые никому не нужны. Всех интересует, что у тебя есть в бочке – здесь и сейчас, что ты можешь привезти, соответствует ли это стандарту. Вот, например, мы обсуждаем стоимость нефти марки Brent, а у нас-то нефть не марки Brent, у нас нефть марки Urals. А что такое нефть марки Urals? У нас сернистых соединений больше, и для того, чтобы ее очистить и из нее сделать бензин, нужно вложиться существенно больше. А раз нужно вложиться больше, то мы ее продаем с огромным дисконтом. Если это все проговаривать, то «по разведанным запасам у нас дохрена, а по факту – нифига, и это если держаться в рамках цензурного выражения». И это у нас не вчера создалось, просто при советской власти оно сильно нивелировалось. Но мир изменился, очень изменился. Мир очень сильно вырос. Соревнование идет технологическое, в первую очередь, и мы отстали именно технологически. Мы гоним просто сырье, но весь мир уже давным-давно, более 30-ти лет, гонит переработанные материалы. Вот основа основ.

Беседовала Татьяна Алексеева