Этот юбилей растянулся на долгие месяцы. 60 лет назад индонезийцы в жесточайшем кровопролитии спасали свою страну. Спасение удалось. Его помнят, ценят, но не празднуют. Статистика смертей в Индонезии с октября 1965-го по март 1966-го вряд ли когда-то узнается. Армия и народ расправились с коммунистической партией. Генерал Сухарто и его соратники предотвратили тотальное порабощение и истребление. Джакарта стала символом победы, а для многих даже примером. Но страшной ценой и на последнем рубеже.
Официально властями признаны 78 тысяч убитых. Полковник Сарво Эдди незадолго до смерти говорил о 3 млн, но он явно завысил собственные показатели. Реальные подсчёты дают от 500 тысяч до 1 млн. Аналитики ЦРУ ставят индонезийское побоище середины 1960-х в ряд с советским Большим террором, нацистским Холокостом, маоистской Культурной революцией, камбоджийской полпотовщиной. Если брать цифры и методы, сходство есть. Если причины и цели, итог противоположен. Резня остановила всё это. Буквально на самом пороге. Важнее бывает не что делается, а для чего делается.
Увертюра
Первые два десятилетия независимой Индонезии отпечатаны личностью президента Сукарно. Сын учителя-мусульманина и воспитательницы-индуистки, профессиональный архитектор, горячий патриот и антиколониальный повстанец, герой войны за независимость от Голландии (не без помощи Японии в начале 1940-х) Сукарно искренне верил в свои народнические идеи. Президента называли Бунг Карно – Брат Карно. Десятки миллионов индонезийцев были культово привержены ему.
Индонезия в представлении Сукарно открывала человечеству новые истины всеобщей справедливости. Его личное мировоззрение именовалась «мархаэнизм»: мархаэн по-индонезийски – простой человек, которого Сукарно раз увидел в детстве, проникся и поклялся вечно служить. Национально-государственная идеология формулировалась как Панчасила – Пять принципов: вера в единого Бога, справедливость и цивилизованность, единство Индонезии, разумная консенсусная демократия, общенародная социальная справедливость.
Одно время Сукарно даже ставил на либеральную демократию, плюралистичное народовластие. Многопартийная палитра раскинулась от марксизма до исламизма. Были представлены социалисты разных видов, левые и правые националисты, консерваторы и лейбористы, католики и протестанты, мусульмане умеренные и радикальные… Сам Сукарно был, разумеется беспартийным, превыше всех сторон. Все партии в обязательном порядке присягали ему на верность. Но некоторые заметно выделялись.
Самая влиятельная Национальная партия была создана по инициативе самого Сукарно как своего рода «Единая Индонезия». Консервативные исламисты Нахдатул Улама и Машуми сохраняли огромное влияние в многомиллионной деревне. Их союзниками выступали правые социалисты (такие складывались интересные альянсы). Генерал Абдул Харис Насутион возглавлял правонационалистическую Лигу сторонников независимости. Но особое место занимала Коммунистическая партия Индонезии (КПИ).
КПИ активно участвовала в войне за независимость и обрела на этом немалую популярность. Верующий народник Сукарно коммунистом не был, но к КПИ и её идеологии относился весьма лояльно. Он наивно считал Панчасилу приемлемой платформой единения даже для марксистов-ленинцев, гордился своей якобы способностью примирить мусульман с коммунистами. Но генсек КПИ Мунавар Муссо, опытный функционер Коминтерна с голландским образованием, наивностью не отличался. Ярый сталинист, по сути советский агент, он рвался провернуть в Индонезии восточноевропейскую схему. Превратить Сукарно в подобие чехословацкого президента Бенеша или румынского короля Михая.
Февраль 1948-го – коммунистический переворот в Чехословакии. Сентябрь 1948-го – Мадиунский мятеж в Индонезии, на острове Ява. Возглавили его Муссо и только что отстранённый от премьерства философ-марксист Амир Шарифуддин. Мятежники требовали от Сукарно вернуть Шарифуддина и «вести революцию в правильном направлении». Иначе угрожали провозгласить советскую республику – и тогда пеняйте на себя. Ситуация была серьёзна, часть чиновников и офицеров поддержала КПИ.
Сукарно проявил твёрдость. Правда, в своём стиле: предложил индонезийцам выбирать между собой и Муссо. На подавление выдвинулся с верными войсками генерал-националист Насутион. Бои затянулись на три месяца, но закончились полным разгромом коммунистов. Ни Муссо, ни Шарифуддин живыми не ушли.
Схватка конца 1940-х – увертюра к резне середины 1960-х. Мадиунский мятеж создал КПИ определённую репутацию. Показал стране, с кем приходится иметь дело. Об этом не забывали. И это сильно сказалось в жестокости расправ. Коммунисты никому не казались невинными жертвами. На любое сомнение такого рода был ответ: неисправимы, вспомни Мадиун.
Возникли кровавые счёты между коммунистами и группой армейского командования, которое представлял Насутион. Стало понятно: решающий бой впереди, и по концовке останется кто-то один. В 1959 году генерал создал при своей партии движение «Молодёжь Панчасила». Ультраправые индонезийские ауешники объявили КПИ врагом народа и поклялись покончить с коммунизмом на своей земле.
Разнос
Но отходчивый Сукарно коммунистов быстро простил. Даже стал тщательно присматриваться как к союзникам. Он разочаровался в собственном либерализме. Сплошные раздоры и мятежи, что ни остров, то сепаратисты, что ни партия, то претензии. Крупное потрясение пришлось на 1958 год: теперь взбунтовалась Суматра. Полковник Ахмад Хусейн и исламский философ Шафруддин Правиранегара возглавили «революционное правительство». Идеологических установок не было, но требования широкой автономии сочетались с предъявами по составу центральной власти и выдерживались в правой эстетике. Подавляли генералы Насутион и Ахмад Яни. На этот раз действовали без того огонька, что десятью годами ранее. Однако крови пролилось много и продлился замес три года.
В общем, стабильности нет, рассудил Сукарно. Ни мархаэну, ни его президенту. Придётся браться пожёстче. С конца 1950-х началась «направляемая демократия». Внутри – авторитарность, идеологическая накачка, административная централизация, запрет правых партий. Вовне – борьбе с «евроатлантическим империализмом», раскланивания с хрущёвским СССР, маоцзэдуновским Китаем, кимирсеновской Северной Кореей.
Министр иностранных дел Субандрио, ближайший сподвижник Сукарно, целенаправленно ориентировался на Москву и Пекин. Индонезия поддержала коммунистическую ДРВ во Вьетнамской войне и вступила в военный конфликт с «проимпериалистической» Малайзией. Причём крайне малоуспешно. В аппарате Сукарно подсчитывали, сколько лет продлится война, если малайзийцы будут убивать по двести индонезийцев в день. Спасибо ещё, до такого не дошло.
Новый генсек КПИ Дипа Айдит эффективно пользовался ситуацией. Наученный мадиунским опытом, он решил повременить с оружием. Выходец из почтенного мусульманского семейства, в юности муэдзин пошёл другим путём. Власть захватывалась постепенно, зато цепко и, как казалось, надёжно. В «направляемой демократии» коммунисты превращалась в идеальных партнёров власти. Именно на КПИ стал опираться усталый и разочарованный в самом себе президент.
Сукарно провозгласил государственную концепцию «Насаком»: «Национализм, религия, коммунизм». Критика коммунизма попросту запрещалась. Функционеры КПИ проникали во все звенья госаппарата. Этот процесс координировал Мухаммад Лукман, первый зам Айдита, получивший от Сукарно назначение госминистром, но умело державшийся в тени. Госслужащих стали экзаменовать не только по Панчасиле, но и по марксизму. Отстраивалась параллельная вертикаль, коммунистическое государство в государстве. Способная принять под партийное руководство администрацию, хозяйство, армию, полицию и охранку. Вплоть до тюремного ведомства. Серьёзные позиции были завоёваны в армии. Военно-коммунистическую группировку консолидировал генерал Супарджо, командир в малайзийской войне.
Под партийную власть попадали обширные территории, ключевые структуры администрации и экономики. В городах специальные коммунистические агентства вводили свирепую идеологическую цензуру. Общество зажимали духовные скрепы, запрещались не только антикоммунистические материалы, но и голливудские фильмы. Коммунистический отдел культуры под названием Лекра и под руководством куратора идеологии Нжото буквально диктовал писателям – что писать, а художникам – как рисовать. Кстати, Нжото считался в КПИ либералом, хотя и интеллектуальным снобом.
По численности КПИ превратилась в третью компартию мира – после КП Советского Союза и КП Китая. Несколько тысяч подпольщиков конца 1940-х обернулись двумя миллионами середины 1960-х. Как иначе, если теперь от партбилета зависела любая карьера.
При этом партия прошла заметную идеологическую эволюцию. Сталинизм заместился маоизмом, просоветская ориентация – прокитайской (примерно то же происходило в о внешней политике Сукарно и Субандрио). Мао Цзэдун восхищался успехами Айдита. Учитывая, к чему тогда шла КНР, можно представить, чем бы стала для Индонезии тотальная власть КПИ. Хотя коммунисты пока воздерживались от масштабного кровопролития (всему своё время), по деревням уже катились разрозненные убийства. Жертвами становились исламские улемы и зажиточные крестьяне, не торопившиеся в колхозы.
Ползучая коммунизация тянулась около пяти лет. Под конец Сукарно, не говоря о Субандрио, откровенно одобрял этот процесс, обещал расширить и углубить. Романтичный мархаэнизм представал банальным прокоммунизмом. Когда слишком гонятся за всеобщей гармонией, велик риск оказаться по глотку в крови.
Люди видели, куда идут дела, и начинали сопротивляться. Мусульмане Нахдатул Улама подняли молодёжное движение Ансор и студенческую ассоциацию. В деревнях организовались бригады антикоммунистической самообороны Бансер. «Убивать или быть убитыми», – констатировал небогатый выбор бансеровский командир Юсуф Хасийм. В городах вспыхивали массовые драки между «Народной молодёжью» (комсомол КПИ) и националистической «Молодёжью Панчасила». Студенты-католики под командованием католического патера Йоопа Бека сгруппировались в подпольную организацию КАСБУЛ. Политзанятия по антикоммунистической агитации Бек чередовал с тренировками по боевым искусствам: «Будьте сильными, ибо против марксизма-ленинизма помогает только сила».
Все взоры обращались на армию. Главнокомандующий генерал Яни, начальник генштаба генерал Насутион, командир стратегического резерва КОСТРАД (так называются в Индонезии перволинейные войска) генерал Сухарто, начальник военной разведки генерал Али Муртопо, командир парашютно-десантного спецназа полковник Сарво Эдди, вообще большинство индонезийских военных были убеждёнными националистами и антикоммунистами. Но органически связанными с борьбой за независимость и образом президента. Служебно, идейно, личностно. Как поднять руку на Бунг Карно, даже ведущего страну вразнос… Разве что создали Совет генералов. Коллективным голосом армии пытались уравновесить коммунистический напор во влиянии на Сукарно.
Радикальный антикоммунизм, готовый переступить через Сукарно, поднимался из гражданских низов. Его воплотили в себе многие фигуры. Бизнесмен-мусульманин Субхан Заэнури Эхсан, он же Субхан ЗЭ. Студент-мусульманин Бурхан Зайнуддин Русджиман, он же Бурхануддин ЗР – в юности прочитал фетву улемов с проклятием атеистическому коммунизму, зарядился и пронёс сквозь всю жизнь. Этнический китаец Со Хок Чжун, ставший мусульманином по имени Ариф Будиман. Юный исламский проповедник Хусни Тамрин. Студент-католик Космас Батубара, братья-католики Вананди – Софьян и Юсуф, активисты КАСБУЛ: «Мы были готовы на всё». Суматранский боксёр-авторитет Эффенди Насутион (однофамилец генерала) собрал гангстеров-преманов в «Молодёжь Панчасила». Его бригадир Анвар Конго: «Коммунисты ненавидели уличных подростков – мы ненавидели коммунистов».
Вместе это срез общества. Богатый коммерсант Субхан – и братки Эффенди с Анваром. Иезуит Бек – и улем Хасийм. Католический активист Космас – и фанатичный исламист Хусни. Вдумчивый Софьян – и Бурхан-Топор. Предельно разные люди. И по вере, и по жизни. Единые в главном: эту веру и эту жизнь – защищать, если надо, насмерть.
Марш
Всё-таки коммунисты не смогли сдержаться. Совет генералов и низовой антикоммунизм внушали страх, толкали на упреждение. Взорвалось 30 сентября 1965 года. Коммунистическая агентура в армии решилась на переворот. Это было названо «Движение 30 сентября». Тараном выступил подполковник Унтунг Шамсури, командир полка охраны Сукарно.
Начать решили с ликвидации костяка Совета генералов. Расходу подлежали семь человек: Яни, Насутион, Мас Тиртодармо Харьоно, Дональд Панджаитан, Сисвондо Парман, Сутойо Сисвомихарджо, Супрапто. Почти получилось: Яни, Харьоно и Панджаитан были убиты на месте, в своих домах; Парман, Сисвомихарджо и Супрапто захвачены в плен; только Насутион сумел оторваться от убийц. Но погибла его пятилетняя дочь.
Путчисты заняли авиабазу Халим, расстреляли оставшихся троих генералов и провозгласили победу над «реакционным заговором при участии ЦРУ». Туда же, на Халим, прибыл Айдит. Вскоре появился Сукарно.
Присутствие Айдита понятно. Хотя формально КПИ не имела прямого отношения к «Движению 30 сентября». Вспомним, однако: Октябрьский переворот в России тоже совершала якобы не большевистская партия, а «Военно-революционный комитет». Эти юридизмы и подстраховки сродни путинскому «я его не назначил, я его представил». Унтунговский путч совершался для прихода КПИ к власти, и КПИ его поддержала. Что до Сукарно, то он просто метался в суете. На прямой вопрос: «Где генералы?» – отвечал: «Не знаю»…
Старшими военачальниками остались Насутион и Сухарто. Они возглавили подавление путча. Верные им войска взяли под контроль Джакарту. Путчисты разбежались с авиабазы Халим. Ещё раньше оттуда исчез Сукарно, за ним Айдит. По радио выступил Насутион: коммунистический путч подавлен. Но пока ещё приходилось объявлять, что армия защищает президента Сукарно.
Стала известна трагическая судьба убитых генералов. Тела обнаружились в колодце авиабазы. С этого момента судьба КПИ стала предрешена. Индонезию накрыла волна яростного гнева. Шестеро погибших были национальными героями. За кого невозможно не мстить.
Несколько дней прошли в тревожном ожидании. Главными коммунистическими оплотами являлись районы Центральной и Восточной Явы. Некоторые армейские части находились под партийно-коммунистическим контролем. Они начали окапываться, ожидая приказов от Супарджо. И тогда против них был брошен спецназ Сарво Эдди, воспитанный и тренированный в кристальном антикоммунизме. Военных коммунистов быстро раскатали, вопрос был решён. Но эти бои стали сигналом в массы. По всем островам Индонезии начался разгром КПИ.
«Кровавый марш отрядов Сарво Эдди» (выражение из советской монографии) был важным, но далеко не единственным эпизодом резни. Армия действовала в авангарде и сыграла решающую роль. Но крупнейшие побоища вспыхивали снизу. В городских кварталах и на деревенских просторах.
Правомусульманские активисты во главе с Субханом ЗЭ создали координационную организацию с длинным названием: Единство действий против контрреволюционного движения 30 сентября. В индонезийской аббревиатуре: KAP Gestapu – «против гестапо» (кого назвали гестаповцами после убийства генералов, можно не уточнять). Манифест 5 октября 1965-го назвал всенародную цель: искоренение коммунизма.
КПИ буквально вырезалась под корень. От Джакарты до самых до окраин. Штаб Субхана уверенно координировал работу. В каждой глухой деревне находились желающие припомнить коммунистам годы их произвола. А где комплексовали, появлялись парашютисты Сарво Эдди. Неслась по штабелям «Молодёжь Панчасила», тренированная в бандитских разборках. Боксёрские пацаны особо мстили за попытку убить своего вождя-генерала.
Стремительно образовалась сеть боевых антикоммунистических организаций. Выпускники КАСБУЛ во главе с Космасом Батубарой создали студенческий союз КАМИ, старшие школьники во главе с Хусни Тамрином – союз учащихся КАППИ. Девушки объединились в КАВИ, учителя в КАГИ, рабочие в КАБИ, крестьяне в КАТИ, бизнесмены в КАПНИ, юристы в КАСИ… Дело общее, все помогли. На огромном митинге КАМИ огласилась ТРИТУРА – Три народных требования: роспуск коммунистической партии и запрет марксистско-ленинской идеологии, изгнание всех чиновников-коммунистов, снижение цен на товары массового спроса.
Творилось реально чудовищное. Понятно, что были схвачены и расстреляны Айдит, Лукман, Нжото, Супарджо, закрыты за решёткой Субандрио (вышел почти через тридцать лет) и куратор коммунистических профсоюзов Мохамад Мунир (казнён в тюрьме через двадцать лет). Но лютая жесть настигла не то что рядовых коммунистов – под топор мог лечь любой их приятель, сосед или случайный знакомый. Волна ненависти не разбирала жертв. Как именно происходили убийства лучше не описывать. Анвар Конго и Бурхан Топор и так много чего рассказали. Каждый уверял, что за ним персонально сотни и тысячи трупов.
Многие коммунисты бросились сдаваться военным и полицейским. В последней надежде, что это укроет от народной благодарности. Некоторым удавалось. Но далеко не всем.
«Расправа с КПИ, чьими бы руками она ни осуществлялась, была совершена в интересах буржуазии и крупных землевладельцев», – значится в советской монографии. Тут показательно не идеологическое заклинание, а вот это – чьими бы руками. Даже коммунистические авторы не могли скрыть решающего участия трудящихся масс в этой самой расправе с коммунистами.
Закончили ранней весной 1966 года. Из-за грозных наводнений. Верующие люди сочли это знаком свыше: хватит.
Крепость
КПИ перестала существовать раньше, уже к концу 1965-го. Антикоммунистическая молодёжь развернулась на борьбу с деморализованным президентом: «Бунг Карно 1945 года – да! Сукарно 1966 года – нет!» Военные покуривали в сторонке. Но Сарво Эдди принял статус почётного студента, и этим всё было сказано. В конце февраля демонстранты осадили президентский дворец. Охрана Сукарно открыла огонь, несколько человек погибли. Чрез месяц смогли повторить. После чего у Сукарно не осталось никаких шансов. Армейское командование предупредило, что больше не позволит стрелять в народ.
11 марта 1966-го президент своим указом наделил Сухарто собственными полномочиями. Через год Сухарто вступил на президентский пост. Сукарно отправился под домашний арест, правда, в очень уважительной обстановке и с прежними бытовыми условиями. Его не стало летом 1970-го. Уже в другой Индонезии.
Сухарто правил до 1998 года. Индонезия бурно развивалась и модернизировалась. Естественно, со своей спецификой: такие, как Эффенди Насутион, задавали ход. На международной арене режим Сухарто был уважаемым и желанным партнёром. Мало кто ставил в вину массовые убийства. Запад был благодарен за избавление от коммунистической угрозы. В разгар Холодной войны коммунистический захват стомиллионной страны (ныне 280-миллионной) был бы катастрофой, и её удалось избежать. Даже СССР не предъявлял претензий – в КПСС помнили прокитайскую ориентацию КПИ. А товарищ Мао быстро списал незадачливых индонезийских подопечных. Да ещё на них же свалил вину, авантюристы, мол.
Если кто и критиковал Сухарто, так это Субхан ЗЭ и Сарво Эдди. Субхан возмущался военно-авторитарным правлением и коррупцией – боролись ведь за демократию и нравственную чистоту. Сарво Эдди выступал за более жёсткую ультраправую идеологизацию, в духе ВАКЛ.
Индонезийский пример вдохновлял ультраправых антикоммунистов в планетарном масштабе. Ведь было наглядно показано: тоталитарный накат можно остановить. Да так, что счастливы будут, если про них забудут. Слово «Джакарта» появлялось на стенах по всем континентам. Как символ: будьте готовы! Например, в Сантьяго – незадолго до 11 сентября 1973-го. Или в Ленинграде, за несколько лет до начала Перестройки.
Современная Индонезия – демократическая страна. С многопартийной системой, регулярной сменяемостью власти. В прошлом году президентом избран генерал Прабово Субианто – зять покойного Сухарто, лидер правых сил. В поддерживающей его коалиции сошлись ветераны КАМИ и КАППИ, правомусульманское движение, Патриотическая партия наследников «Молодёжи Панчасила».
До него у власти был левоориентированный Джоко Видодо. Был момент, когда он самым туманным образом намекнул, что государственную оценку событий 1965–1966 годов можно бы ещё раз обсудить. Рёв поднялся такой, что президент бросился извиняться. Мол, ни в коем случае не будет пересмотра, о легализации коммунистической партии и идеологии речи быть не может. Его ведь угрожали убить за это.
«Я никогда не видел ни одного коммуниста, но бабушка меня предупреждает: они всегда в засаде! – кричал юноша на антикоммунистическом митинге. – Не позволим! Коммунизму нет места на земле Панчасила!» Стоит в Джакарте памятник погибшим генералам. В пантеон индонезийских героев внесены Ариф Рахман Хаким и Ихван Ридван Раис – юные демонстранты, убитые при свержении Сукарно.
Крепко же тогда сработано.
Полгода назад, 23 апреля, умер Бурхануддин ЗР. Он до конца возглавлял Антикоммунистический фронт Индонезии. Явно ностальгировал по временам KAP Gestapu. «Когда коммунистов освобождали из тюрем, люди приняли их. Это было национальным примирением. Но если они пытаются реанимировать коммунизм, мы даём отпор. Если их не удаётся остановить иным способом, значит, их придётся уничтожить. Раньше, чем они нападут на наш народ в третий раз», – оставил он завет.
В ночь на 1 октября 1965 года погибли шесть героев-генералов и ещё шесть человек. Сколько погибло в следующие полгода, как сказано выше, едва ли кто-то когда-то подсчитает. Правильно ли это? Индонезийцы не стали проверять. Найдись такие Сухарто, Насутионы, Муртопо, Сарво Эдди, Космасы, Субханы, Анвары и Бурханы в 1917 году – иначе жили бы сегодня Россия и мир. Не было бы, кстати, и индонезийской резни.
А найдись они в России на рубеже 1999-2000-го… Тоже иначе бы стало. Надо учесть в будущем. А главное, в настоящем. Не ждать, пока Джакарта становится «Джакартой».
Никита Требейко