Зависть Толстой и фрак Пушкина
То, что мать (Татьяна Толстая) вступилась за своего сына (Артемия Татьяныча) – банально. Любопытно, какие она привела аргументы в защиту его алчной подлости, вернее, заимствовала в старческом брюзжании позднего Вяземского.
Под злобой записной к отличиям и к роду
Желчь хворой зависти скрывается под час –
И то, что выдают за гордую свободу,
Есть часто ненависть к тому, кто выше нас.
Есть древняя вражда: к каретам – пешехода,
Ленивой нищеты – к богатому труду,
К барону Штиглицу того, кто без дохода,
Иль обвиненного к законному суду.
Это ведь символ веры Толстой, ее сынка, компаньонки по «Школе Злословия» Дуни Смирновой, мужа последней Чубайса и множества представителей нашей «коммерческой интеллигенции».
В их картине мира богатство и родовые привилегии – отделяют наиболее достойных на каретах и мерседесах от завистливых пешеходов-нищебродов. А любые попытки оспорить это естественное положение дел, критиковать избранных – следствие «хворой зависти» плебса.
Артемий Лебедев может писать за деньги самую грязную заказуху, добиваться подлостями госзаказов — все это оправдано, потому что он богат и родовит. А вот называть его тем, кто он есть — лживым алчным подонком – нельзя, это проявление черной плебейской зависти.
Навальный, по такой логике, тоже завидует Путину (я сам слышал подобные разговоры). Он, наверное, хотел бы танцевать на аквадискотеке и играть в хоккей в подземном ангаре, но не дано, поэтому приходится заниматься разоблачением «богатого труда» новых «аристократов» по разворовыванию страны.
Вяземский, как известно, был другом Пушкина. А вот, что писал о «нашем всём» другой пушкинский знакомец, его однакашник по лицею Модест Корф: «Вечно без копейки, вечно в долгах, иногда и без порядочного фрака». По логике Толстой, нищеброд-Пушкин должен был завидовать «порядочному фраку» богатенького барона и, поэтому, писать на него эпиграммы.
Однако и самой внучке красного графа «желчь хворой зависти» не чужда. Деньгам и контрактам ей завидовать незачем. Она завидует чужому таланту, его заслуженному успеху. Эта желчь буквально сочится из ее многочисленных инвектив против Светланы Алексеевич, начавшихся сразу после того, как та получила Нобелевскую премию по литературе.