Фото: DW.com
Заключение Алексея Навального и этапирование его в «пыточную» колонию номер два, где, по многим отзывам, человек не просто отбывает срок, но подвергается систематическому унижению и издевательству, это, конечно, прежде всего, личная месть Владимира Путина. Личная месть за раскрытое Навальным неудачное покушение. И личная месть за фильм о дворце в Геленджике и туалетном ершике.
Мотив личной мести играет сегодня огромную роль в российской политике. Но это не какой-то вывих и недоразумение, это системная характеристика диктатур, где достоинство страны обычно подменяется достоинством диктатора. А страх и опасливость объявлены действительной формой патриотизма. В данном случае личная месть является фактором стремительного транзита страны к достаточно оголтелым формам диктатуры, наполнения идеологического лайт-сталинизма вполне реальным содержанием и репрессивной фактурой.
Этапирование Навального в пыточную колонию стало не только следствием недостаточно широкого протеста против его ареста и неумения его соратников найти формы для той волны возмущения, которая имела место. Оно стало также результатом дипломатически позорной миссии Жозепа Борреля и ЕС в целом, буквально расписавшихся в своей неспособности превратить вопросы прав человека в дипломатический и международный фактор.
Здесь дело не в том, что они обязательно должны были отстаивать права человека в России . А в том что, публично объявив о своем намерении встать на этот путь, не имели решимости подкрепить его хоть чем-то. И, в результате, подыграли Путину, позволив ему чувствовать себя полными победителем не только в по отношению к протестующим, но и к попыткам внешнего давления. В сущности, в ответ на угрозу санкций Путин пригрозил ЕС более серьезными санкциями (выходом из европейских структур), и его угрозы возымели действие в отличие от европейских.
То есть если целью политики ЕС было поддержать чувство уверенности в себе у Лукашенко, Путина и их клиентел, то все было сделано правильно.
Ну, и есть, разумеется, еще один актор, о котором мы редко говорим. Это российские элиты — в широком понимании этого слова. И прежде всего это не политический класс, а управленцы-специалисты, которые «делают свое дело». Политическая динамика так устроена, что их позиция не так часто становится публичным фактором, но очень важна, потому что является своего рода связующим звеном между политическим классом и «обычными гражданами». Именно эти профессиональные элиты демонстрируют обывателю паттерны приспособленчества или сопротивления и фронды, к которым склоняются «проф-элиты». И в этом их важная инструктивная роль.
При том, что этим элитам свойственно «технократическое» высокомерие в отношении политического активизма, в действительности, именно они являются своего рода «смазкой» в механизме авторитарной деградации. В силу описанной выше специфической роли в системе социальных взаимодействий. Эти элиты в России, пожалуй, сегодня еще более беспомощны социально, чем активисты, и преимущественно заняты тем, что самостоятельно отрезают себе толстыми ножницами одну за другой фаланги пальцев.