Вот сейчас в ленте много и, в общем-то, глумливо обсуждают гибель некоего Влада Колесникова. Сначала сообщили, что это было самоубийство — мол, пылкий юноша, осуждающий агрессию России на Украине и вообще режим Путина, не смог мириться с тем, как живет страна. Поднялась волна лайков и репостов, противники режима активно комментировали это в духе «Вот что делает кровавый Путин».
Диссонансом в тот день прозвучали слова лишь некоторых блогеров, в симпатиях к «режиму» не замеченных, например, Татьяны Толстой / Она неожиданно резко обрушилась именно на «протестников», фактически обвинив их самих (!) в гибели юноши, мол, ДОВЕЛИ: сами-то давно импотенты, просто уныло бурчите годами одно и то же в своих бложиках, реально ни на что неспособны — а некоторые искренние и наивные юноши покупаются, принимают бурчание за чистую монету, бросаются «бороться», оказываются в гулком одиночестве — и из-за вас, суки, гибнут!
«Ответом» было бурчание уже в адрес самой Толстой, но, в общем, таким ее обличительным напором, судя по всему, и сама «протестная тусовка» была несколько ошеломлена и даже пристыжена (насколько это вообще возможно, конечно).
А охранительская часть политизированных сограждан в это время тоже не дремала — там провели типа «расследование» и заявили, что никакого… не не мальчика, но самоубийства и не было! Влад Колесников якобы просто выпил много водки, запивая ее психотропными таблетками — да и по молодости лет «не рассчитал дозу». Вот и все, типа — «жил грешно и умер смешно», говорить не о чем. В этом духе написали свои статьи разные столпы «охранительского» дискурса, например, Максим Кононенко расстарался и залабал аж две похожего содержания, которые разместил и в «Известиях», и на «Вестях».
И, знаете, создалось такое немного стыдное ощущение, что сия конфузная развязка всей истории на самом-то деле устроила, в общем, всех — и прогрессистов, и государственников-путинистов. Как бы не было «чистого и светлого мальчика, имеющего идеалы и не выдержавшего свинцовых мерзостей российской подлой жизни» — да и слава богу, ну его к бесу! Оказался «светлый и чистый» на поверку юным бухариком и наркошей, который сам за себя не отвечает — вот и славно. Потому что рядом с идеалистами, особенно юными, МЫ САМИ — причем с обоих флангов — смотримся как-то… непрезентабельно, что ли. Как-то чем больше про них думаешь — тем больше теряешь уважение к самому себе.
Да ну нафиг, в самом деле. Это ж даже хорошо, что их, «как выяснилось», в природе не существует. Значит, можно спать спокойно, и даже неважно, что пропал повод кинуть пропитанный горечью и злостью перепост в харю преступному режиму…
Я, естественно, тоже такой же, как и Вы, мои дорогие друзья. Нет идеалистов — и слава богу. Мы, циники, вон какую замечательную Россию построили! Залюбуешься.
Но прочитал этот пост смешной девушки (она, кстати, меня не выносит, о чем не раз прямо мне заявляла) — и усомнился: а может, идеалисты все-таки еще существуют?
оригинал- https://www.facebook.com/alexey.roshchin/posts/1018065334932671
автор — Алексей Рощин
Недавно мы с Соней были на площади 1905 года и обнаружили там вот такую картину — группу революционеров, перед которыми городские власти установили типовую елку. При всей своей душераздирающей нелепости, эта картина отлично выражает мое новогоднее настроение. С одной стороны, я не могу отрицать, что город выглядит по-настоящему празднично. Вся эта удивительная иллюминация на Пушкинской площади, гирлянды, музыка в метро, аромат кофе и корицы, доносящийся из всевозможных кофехаусов и шоколадниц — это все очень атмосферно и настраивает на определенный лад. Но у меня не получается забыть, что вся эта рождественская бутафория — иллюзия, обманка, маскировка для вполне реального кошмара. Для закона, разрешающего ФСБшникам стрелять по женщинам и детям. Для посадки Ильдара Дадина и Ивана Непомнящих. Для военных действий в Сирии и в Украине, в которых ежедневно умирают люди — и тот факт, что эти смерти остаются незамеченными, сути дела не меняет.
Меня как будто бы переключает из одной реальности в другую. Вот я стою и не могу сдержать улыбки, глядя на «светящийся туннель» в Пушкинском сквере. А потом щелк! — и я внезапно вспоминаю, ГДЕ я, собственно, живу, и начинаю ненавидеть все эти гирлянды, елки и веселую толпу на улицах. Это не пир во время чумы, не взвинченное веселье, подогретое отчаянием. Это предельное (на самом деле, запредельное) равнодушие и отчуждение пока-еще-благополучных от всего страдающего и неблагополучного. Это то состояние ума, при котором памятник погибшим за свои идеи воспринимается как тумба, и напротив него устанавливают елку, не задумываясь о трагикомичности полученного визуального эффекта.