Почему Санкт-Петербургской консерватории при Путине хуже, чем во время и после блокады Ленинграда
22 июня 1941 года мой (на тот момент 15-летний) папа учился в т.н. «Десятилетке» при Ленинградской консерватории (). В этот день, как это необычно ни звучало бы, он был на экскурсии в «Пенатах», музее-усадьбе И.Е. Репина, в бывшем финском прибрежном курорте Куоккала. Когда-то об этом я написал подробный пост:
Потом он рыл противотанковые окопы под Лугой, побывал под авиаобстрелом, прорывался через линию фронта лесами назад в Ленинград, и, через несколько месяцев, буквально насильно был отправлен вместе с консерваторией в эвакуацию в Ташкент, без папы, мамы и 3-летней сестры – которые остались в Ленинграде. Забегая вперёд, скажу, что его отец умер от голода во время блокады – в 1942 году, в возрасте 40 лет (о чём мой папа узнал в эвакуации только лишь в январе 1944, после снятия блокады), а его мама и маленькая сестра чудом выжили, но должны были проходить специальный курс реабилитации, помогавший им выйти из предсмертного состояния из-за крайнего истощения. Его мама умерла в 1950-м, потеряв здоровье во время блокады. Всё имущество было потеряно (второй раз за 27 лет: первый раз – экспроприировано у папиного деда, купца 1-й гильдии, в 1917 году; второй раз – во время блокады, из-за прямого попадания бомбы в их дом, в то время, как его мама и сестра спаслись в бомбоубежище).
Папа рвался вернуться в Ленинград сразу после снятия блокады, но все учащиеся «Десятилетки», а также студенты Консерватории непризывного возраста (собственно, только они и были эвакуированы, остальные, в основном, погибли на фронте), и вся профессура и другие преподаватели, не могли вернуться в Ленинград сразу, потому что город был разрушен, в нём не было еды, а главное для них – очень сильно пострадало историческое здание Ленинградской консерватории ().
То, что не сгорело от попадания зажигательных бомб, было, скорей всего, сожжено во время блокады в качестве дров, для отопления – двери, оконные рамы, и т.д.
* Из воспоминаний:
«…Вспомнилось Коновалову, как, получив задание фотохроники ТАСС снять Шостаковича, он отправился в консерваторию вместе со своим товарищем по редакции Гришей Чертовым. В ректорате им сказали, что композитор дежурит на посту номер пять. Поднялись на крышу. Справа возвышался Кировский театр, впереди сверкали купола Никольского собора, а внизу в совсем необычном ракурсе открывался памятник М.И. Глинке. Здесь, на южном скате, фотокорреспонденты и нашли того, кого искали. Он сидел у слухового окна в медной пожарной каске, брезентовой куртке, и на коленях у него была раскрытая тетрадь, в которую он что-то быстро записывал. В этой форме и запечатлен он на фотографии, занймающей особое место среди иконографических материалов о композиторе.
C.M. Хентова, профессор Ленинградской консерватории имени Н.А. Римского-Корсакова:
Удалось установить точную дату, когда был сделан этот поистине драгоценный снимок, – 29 июля 1941 года. Дмитрий Дмитриевич входил в пожарную команду, которая должна была защищать консерваторию от зажигательных бомб».
(Ганшин В.И., Сердобольский О.М. Одна секунда войны. – Л., 1983)
Намного позже мой папа, в составе струнного квартета, был первым исполнителем многих произведений Шостаковича, написанных именно для струнных квартетов, и репетировал вместе с ним лично, в Доме творчества композиторов в Репино – где и я, да, лично я ещё ребёнком, тоже видел Шостаковича, что называется, вживую.
Но вернёмся к папиному возвращению из Ташкента в Ленинград после снятия блокады в конце января 1944 года. Рвался-то он рвался… да некуда было ехать: и дом, и консерватория разрушены. И вот тогда руководство Ленинградской консерватории в Ташкенте кинуло клич: кто из студентов хочет вернуться в Ленинград как можно скорее, тот должен овладеть ещё какой-то профессией, типа плотника или слесаря, каменщика или маляра, чтобы поехать вперёд всех, в добровольческом строительном отряде, восстанавливать здание Ленинградской консерватории.
Мой папа выучился на плотника и сдал экзамен: ему нужно было сделать надёжную, качественную табуретку. Талантливый студент по классу скрипки и альта сделал табуретку, сдал экзамен и был зачислен в этот стройотряд. Вернулся в Ленинград одним из первых.
Они восстановили консерваторию очень-очень быстро.
Он же её и закончил, именно в этом, историческом здании Санкт-Петербургской (Ленинградской) консерватории.
Зачем я всё это написал?
В 2015 году историческое здание Санкт-Петербургской консерватории, что прямо напротив Мариинского театра, было закрыто на капитальный ремонт, а все студенты и преподавательский состав были выселены в другое здание через квартал оттуда – в полуразваливающееся (тоже историческое) здание на реке Мойке. Был я там недавно, в этом новом здании, вход в которое со двора – это тихий ужас (собственно, как и ужасный двор).
Так вот, историческое здание стоит на капремонте с 2015 года и… без движения. Вообще без движения. Там ничего не происходит.
А после блокады Ленинграда, ещё во время войны (!) мой папа и другие добровольцы, из числа студентов, восстановили сильно пострадавшее в блокаду здание и смогли продолжить учёбу прямо в нём. На следующие поколения студентов тоже – аж на 70 последующих лет.
К вопросу о 70-летии победы, о 75-летии победы, «путинском прорыве» и разной прочей путинской требухе.