Политолог Валерий Соловей поделился с корреспондентом Русского Монитора, своим видением текущей политической ситуации и сделал несколько интересных прогнозов на будущее.
Двадцать, без малого дней февраля, прошли довольно бурно, все эти отставки, интриги, перестановки, заставляют многих задаваться вопросом: что же будет дальше?
Пока ничего экстраординарного не происходит. Эти отставки губернаторов были спланированы. Речь об этом шла уже давно, и первые утечки на эту тему почти годичной давности. Пришёл новый куратор внутренней политики, который, наконец, осуществил некоторые перемены. Пять губернаторов для Российской Федерации это совсем немного. Это не кадровое потрясение, это не какой-то системный дефект, ничего экстраординарного. Другое дело, что обстановка будет накаляться, особенно ближе к президентским выборам. Предполагается, — сейчас об этом поговаривают, — не просто снять губернаторов, а кое-кого из них показательно арестовать. Потому-что для выборов нужна будет какая-то мобилизующая повестка дня. А борьбу с коррупцией и аресты начальников в России очень любят. Это всегда очень хороший фон для избирательной кампании.
А слухи о якобы имеющихся серьезных противоречиях между Володиным и Кириенко к этому имеют какое-то отношение?
Они имеют отношение, но не столько к отставкам губернаторов, хотя там тоже есть некие скрытые аспекты, сколько ко влиянию на внутриполитическую повестку. Потому что Володин и Кириенко конкурируют именно за это. И пока мы видим, что Кириенко вынужден отступать. Так как сейчас вырисовывается сценарий выборов, на которым изначально настаивал Володин. Такой консервативный инерционный сценарий, скучных, предсказуемых выборов без конкуренции, но зато с активным участием избирательных комиссий, которые обеспечат высокую явку и «правильное» голосование. Но победа Володина не является стратегической и ему не стоит обольщаться своим успехом, потому что ресурсы Кириенко значительно превосходят ресурсы Володина.
Под консервативным сценарием мы подразумеваем Путина против традиционного Зюганова?
Против Зюганова и Жириновского. Если ещё 3-4 недели назад говорили компартия выдвинет нового кандидата, то сейчас выяснилось, что нового кандидата не будет и все тот же Зюганов. А Жириновский же, в беседе (не буду говорить с кем), сказал, что готов снять свою кандидатуру если потребуется. Но ему сказали: «нет-нет, не надо, не снимайте». То есть это как раз доказательство что никаких неожиданностей на выборах не хотят. Естественно, в этой ситуации Навальный получил новый срок (к счастью, условный). Тот же Володин был изначально против того, чтобы Навальному позволили участвовать в выборах, и понятно почему.
Вы говорите о сценарии Володина, который заключается в том, что выборы надо провести максимально спокойно, без неожиданностей. А сценарий Кириенко в чем заключался?
Кириенко стал заместителем главы администрации с целью привести выборы, которые обеспечили бы власти высокую легитимность. Высокая легитимность это что? Это активное участие населения и хотя бы ограниченная, но конкуренция. Это общественная дискуссия. Это, соответственно, повышение явки. А то что ж такое, есть целевая установка, чтобы явка была 70% и при этом 70% из пришедших проголосовали за Путина, но при володинском (инерционном) сценарии эти 70% никак не придут на участки, что, значит, надо опять накручивать голоса. Вот такие были аргументы за, условно «кириенковский» подход, но он был в конечном итоге Кремлем отвергнут.
А может ли концепция еще раз поменяться? Может ли за основу взят кириенковский сценарий?
Я не уверен, что концепция президентских выборов поменяется, потому что не представляю, что для этого должно измениться. Мне кажется, что некоторые непредсказуемые результаты западных выборов (в частности, неожиданная для многих победа Трампа) могла сильно насторожить российское руководство. Это первое. Второе: социальная ситуация накаляется. Никаких экономических перспектив нет и не будет, это хорошо понятно. Эффективность государственного аппарата, бюрократии снижается, причём заметно. С этим и связано назначение новых губернаторов, так называемых технократов: рассчитывают таким образом повысить эффективность. И использование репрессий, которые у называются «борьба с коррупцией». Репрессии должны обеспечить политическую лояльность и повысить эффективность аппарата.
В самом начале крымского кризиса – весной 2014 года Вы прогнозировали, что для России все эти авантюры добром не кончатся, при этом говорили, что у системы все-таки достаточно высокий запас прочности, которого должно хватить на три, как минимум года, а ближе к новому президентскому избирательному циклу, могут начаться серьезные проблемы. Три года истекают, президентские выборы приближаются, чего ждать?
Я придерживаюсь той точки зрения, которую высказал 3 года назад, и считаю, что мы втягиваемся в серьёзнейший политический кризис. Первые проблески этого кризиса уже начинают появляться. Я считаю конфликт вокруг Исаакиевского собора одним из предзнаменований. Он возник в тот момент, когда никто его не ожидал и по той причине, которой никто не предполагал в качестве кризисного фактора. Это то, о чём я всегда говорил: протесты начнутся неожиданно для всех, и не там где их ожидают. И новые протесты будут начинаться так же неожиданно. При этом надо понимать, что кризис не одноразовое действие, это процесс, и сам кризис сам продлится не менее 2 лет. Он начнётся в этом году, он захватит выборы-2018. В этой связи стоит обратить внимание, что избирательные штабы, которые сейчас создает Алексей Навальный, могут стать точками кристаллизации политического протеста.
Является ли бегство Вороненкова звоночком, трендом?
Когда тебе угрожают уголовным преследованием, побежишь куда угодно. Конечно, предпочитают из Москвы в Лондон бежать, в Монако. Но сами по себе признания, сделанные Вороненковым, являются многозначительными. Они имеют разоблачительно политический характер. Подобные вещи происходили в позднем СССР, году в 89, 90, когда коммунисты вдруг стали каяться. Здесь как раз та же история: да я не при чём, меня обманули, меня заставили, я вообще не голосовал! Я не исключаю, что многие втайне Вороненкову даже завидуют. Он на свободе, сохранит свои капиталы. А то, что он начал говорить, для него это одновременно защита. Он хорошо понимает, если ты успел всё вовремя сказать, тогда ты привлёк внимание, и тебя вряд ли будут пытаться устранить. Нужно рассказать, как можно больше, пока «длинная рука» не дотянулась и не покарала изменника.
Вот Михеев из «Справедливой России» тоже сбежал, правда не всплыл пока нигде. Может быть успешный побег Вороненкова на его решение повлиял?
Я думаю, дело Вороненкова действительно может послужить прецедентом. Рано или поздно они все начнут, как говорилось в советские годы, «саморазоблачаться и каяться»: перед мировым сообществом. Но надо успеть первым. Одно дело, когда ты обвиняем в уголовных преступлениях экономических, а другое дело, когда от политического преследования скрываешься. Согласитесь, это гораздо более выгодно. Так что, думаю нас ожидает ещё много новых открытий. И будут вываливать эту кремлёвскую кухню на всеобщее обозрение и говорить: «не виноватые мы, он сам всё решил!» Мы всё это будем слышать в ближайшие год — полтора все чаще.
Вы говорите, что ситуация в международной политике настораживает Кремль, а как тогда относиться к заявлениям Трампа о том, что Россия должна вернуть Крым, другим ястребиным заявлениям Вашингтона, сделанным за последние дни?
Не стоит преувеличивать влияние этих заявлений на настроения в Кремле. В частности, что касается Крыма, — это международная позиция, все с ней хорошо знакомы. Кремль осведомлён, что де-юре новый статус Крыма никто никогда не признает. Но де-факто он признан. Это неофициальная, но консолидированная позиция Евросоюза. Такая же позиция и у в США. Кроме того, после отставки генерала Флинна Трампу надо было откреститься от любых намёков и подозрений относительно его связей с Россией. Тем не менее контакты продолжаются, российско-американские консультации идут, возможность встречи Трампа и Путина обговаривается. Так что контакты будут продолжаться, но осторожно, с оглядкой.
Вы не раз говорили о том, что в Кремле рассчитывают на то, что США воспользуется услугами Москвы для борьбы с ИГИЛ, а в конце прошлой недели в западной прессе появились утечки о том, в Пентагоне готовят сухопутную операцию против ИГИЛ. Совместной военной операции быть?
Операция готовится, но нет уверенности, что США готовы её осуществлять только собственными усилиями. Они не очень бы хотели в одиночестве ввязываться в кампанию. Нужен значительный сухопутный контингент. Для того, чтобы успешно бороться с ИГИЛ, то есть вести боевые действия в Сирии, Ираке и Ливии надо иметь сухопутный контингент до 100 тысяч человек.
Получается, вместо американских солдат, на ближний восток поедут умирать российские призывники?
В случае участия России планируется обойтись без призывников, силами частных военных компаний. Формально у нас этих компаний нет, но фактически они, как мы знаем, существуют.
А все-таки, если что-то пойдет не так, кампания затянется, может ли дело кончится призывниками, как в Афганистане или Чечне?
Я в этом сомневаюсь, потому что риски очень велики. Риски внутриполитические. Скорее всего, как вы понимаете, основной контингент будет состоять из военнослужащих-контрактников, которые станут сотрудниками этих частных военных компаний, но вряд ли это будут призывники.
Какое количество может «сотрудников ЧВК» быть предоставлено?
Стоит обратить внимание на «прокол» нашего министерства обороны, которое заказал 20 тысячмедалей, за операцию в Сирии (потом, правда, поправились, что 2 тысячи). То есть по крайней 20 тысяч человек уже имеются.
И Россия сможет набрать и, самое главное оплачивать «услуги» такого количества наемников. Колоссальные расходы же…
Дорогостоящей операция будет именно с финансовой точки зрения, потому что этим людям платить надо будет по первому разряду.
Может планируется, что американцы будут за этот «ратный труд» платить?
Здесь мы можем гадать. Но стоит учесть, что военный бюджет Саудовской Аравии в 2 раза больше российского. Возможны различные варианты. Но пока мы точно можем сказать, что если политическое решение будет принято, то приемлемая формула будет найдена. Но одной совместной военной операции для какого-то стратегического прорыва в российско-американских отношениях мало. Хотя она, конечно, имела бы колоссальное символическое значение.
В чем заключается этот символизм?
Кремль мог бы говорить нашим гражданам и всему миру: видите, стойкость России принесла свои плоды, и американцы вынуждены с нами договариваться. А это значит мы все делали правильно, значит, мы и дальше будем придерживаться этой линии.
Очень часто, комментаторы увязывают сирийскую ситуацию с судьбой Донбасса. Что может ожидать нас на этом направлении?
В Кремле осознали бесперспективность продолжения прежней политики на этом направлении и сетуют на то, что Донбасс слишком дорого России обходится во всех смыслах, не только в финансовом. Но поделать ничего не могут, потому что впихнуть его в Украину никак не удается. Но Украина то и на своих условиях отнюдь не горит желанием Донбасс брать и понятно почему. В текущих условиях Донбасс может оказаться для нее неподъемной ношей. Поэтому позиция России по Донбассу следующая: а) экономить деньги, б) ждать и наблюдать за тем, что делают украинцы в надежде, что где-то в какой-то момент они ошибутся, дадут слабину, или Запад на них надавит и им придется взять Донбасс обратно. Но никто не надеется на быстрое решение проблем Донбасса – ни Россия, ни Украина, ни США, ни Евросоюз.
Беседовал Федор Клименко