Ґитанас Науседа, главный экономист SEB Group в Литве
Эти санкции — скорее финансового, чем энергетического характера. У нас практически нет общих с Россией проектов в этих направлениях. Но если со стороны РФ последуют санкции в ответ, мы будем достаточно чувствительны к ним, ведь они будут иметь другой характер. Многие тут говорит, что нам стоит ожидать санкций, подобных тем, которые Россия недавно применила против Польши.
Где 86% нашего экспорта в Россию — это реэкспорт товаров, произведенных в Польше, Германии и в других местах в ЕС. Санкции против них прежде отразятся на показателях транспорта. А произведенное в Литве — это продукция сельского хозяйства, составляет около 50% экспорта собственно литовских товаров в Россию.
Этот сектор довольно тесно связан с российским рынком. Хотя некоторое боевое крещение он уже получил. В 2013 году к этим предприятиям Россия применила санкции на 4-5 месяцев. Они выстояли. Даже немного диверсифицировали рынки, нашли альтернативные — выросли объемы поставок в Польшу, Германию. Еще один важный фактор — курс рубля, а сейчас он падает. Это негативно влияет на конкурентоспособность наших бизнесменов. И даже без санкций российский рынок слабеет и сужается, и это тоже имеет свои последствия. За январь — май, например, объем экспорта сыров и другой молочной продукции в Россию был таким же, как и год назад, а на рынок ЕС — вырос на 18-19%. Это показывает, что российский рынок уже не растет, зато растут продажи на другие рынки. Это очень хорошо, ведь надо помнить: санкции против Литвы могут быть внедрены в любой день.
У нас почти нет интенсивных финансовых отношений с Россией, нет там банков. Мы не зависим от финансовых вливаний из России. А вообще мне кажется, что финансовые санкции против РФ еще более болезненные и эффективные, чем торговые. Это самое слабое место российской экономики — нехватка ресурсов не только на ежедневные потребности, но и для инвестиций в развитие, что крайне важно для конкуренции. Следовательно, такие действия в нынешнем виде без для Литвы никаких прямых или косвенных последствий.
Неуверенность инвесторов вызвана тем, что если они возьмутся за некую компанию, а та окажется в черном списке, ведь санкции усиливаются постепенно, удар будет и по ним, поэтому они скорее держаться подальше. Остерегаются и мести. Недавно вот появилась информация о возможном ограничении авиатрафика (Россия может запретить европейским операторам транссибирские полеты из Европы в Азию над территорией в ответ на ограничения для бюджетной авиалинии «Добролет», дочери «Аэрофлота», за ее полеты в оккупированный Крыму. — Ред .). Это отразится на стоимости авиарейсов, а затем на прибыльности как российских, так и некоторых европейских операторов и их акций. Вот пример экономических последствий политических шагов в действии.
Ричард Сигал, эксперт по кредитной стратегии международного инвестиционного банка Jefferies, Великобритания:
Что касается последствий санкций для финансового Лондона, то сейчас их трудно измерить, хотя какой влияние будет. Многие российские компании торгуются именно на лондонской бирже, а не нью-йоркской (где процедура листинга после введения Закона Сарбейна-Оксли стала сложнее), но с недавних пор они начали присматриваться к азиатским рынкам, в частности Гонконгу. В Лондон-Сити еще присутствуют российские банки, но они были задействованы в торговле ценными бумагами и сырьевыми товарами. С введением последних санкций здесь происходит некоторое снижение российской финансовой активности, хотя сейчас сложно сказать, насколько от этого пострадает Лондон-Сити: такая тенденция вызвана и общими экономическими факторами. Пул азиатских инвесторов ограничен — у них не будет достаточно капитала, чтобы удовлетворить потребности россиян, если все они уйдут с европейских рынков. Поэтому многие частных российских компаний и в дальнейшем привлекать капитал в Европе, хотя санкции заставят европейских инвесторов тщательно их проверять. В результате привлечения капитала обойдется россиянам дороже. Кроме того, это преимущественно будут частные компании, предлагающие продукцию, менее политически чувствительная сравнению с государственными гигантами. Европейские рынки будут оставаться открытыми для российских компаний, но не так, как раньше.
Кристофер Хартвелл, президент Центра социальных и экономических исследований (CASE), Польша:
Очевидно, что поставщиков плодоовощной продукции беспокоит эмбарго, потому что для них российский рынок достаточно велик. Но сельское хозяйство — небольшая часть польской экономики, она не превышает 4% ВВП. Поэтому если смотреть на экономику Польши целом, эмбарго на ее фрукты — символический шаг. Польша, пожалуй, с 1991 года, прилагает все усилия, чтобы интегрироваться в экономику Запада. Как видим, кроме как в энергетике, особенно важных связей с Россией наша страна не имеет. Даже если бы она завтра ввела полное эмбарго на польские товары, Польшу это немного встряхнуло бы, но в конце концов ситуация нормализовалась бы. Страна уже долго отходит от России, дальнейшие запреты только ускорят процесс. С энергетикой сложнее. Украинский кризис толкает Европу к поиску различных способов выхода из зависимости от России. Среди предложений — унифицированное ценообразования и разведка залежей сланцевого газа. CASE работает с польскими компаниями над оценкой потенциала этого ресурса в Польше, и мы уже видим реальные шаги. Однако сказать, иметь санкции против России некий эффект, сложно, потому их окончательную цель не определена.
Смогут ли они остановить поставки оружия повстанцев на востоке Украины, вернуть в Украину Крым, или заставить Россию вести себя как респектабельного игрока в международном сообществе? Чем мы будем мерить успех этих мероприятий? Другая проблема в том, что ЕС и США проигрывают России в вопросе санкций. Это от того, что мы являемся плюралистическими демократиями, где уважают конкуренцию интересов. А Россия, когда накладывает политически мотивированные запреты. Ей это удается, потому что она авторитарное государство, и не потому, что имеет для этого достаточную экономическую мощь, а просто потому, что агрессивно использует свой потенциал.