Если бы Андрей Николаевич Илларионов не высказал категорического требования ответить на поставленные им вопросы, я не стал продолжать бессмысленную лично для меня дискуссию, развёрнутую вокруг поведения Ильи Яшина в день убийства Бориса Немцова и позже. Но он, к моему большому огорчению, в категорической форме потребовал. Ничего не поделаешь – придётся держать ответ.
Но сначала, прежде чем перейти к ответам, хочу сообщить Андрею Николаевичу, что я вижу затеянное им обсуждение не только бессмысленным, но вредным.
В деле об убийстве Бориса Немцова меня абсолютно не интересует следующие пункты, которые не имеют ни малейшего отношения к обстоятельствам убийства, к исполнителям преступления и его заказчикам, – ни- ка-ко-го (специально пишу по слогам), — вот они:
а) что говорил и кого «держал на своих плечах» Яшин на Большом Москворецком мосту сразу после убийства;
б) что говорил Яшин 28 февраля в интервью Ксении Собчак;
в) от кого первого он получил информацию: от Ольги Шориной, из средств массовой информации или «специально надзирающих за лидерами оппозиции органов»;
в) сколько минут, секунд и микросекунд ему понадобилось, чтобы добраться от кафе до места преступления;
г) какие первоначальные версии преступления он озвучивал и от кого получил информацию о первоначальной версии преступления: от «оперативников» или Анны Дурицкой.
Не важно это не только потому, что я не считаю Илью Яшина:
а) каким-то боком замешенным в организации, подготовке, осуществлении преступления и попытке дезинформировать, тем или иным образом, общественность об обстоятельствах его совершения, исполнителях и заказчиках;
б) агентом или участвующим в сознательной игре «со специальными органами, надзирающими за оппозицией» , чтобы увести расследование от настоящих заказчиков и исполнителей; —
но и потому, что:
а) для человека, имеющего хоть пару извилин в голове, не может представлять никакой ценности пиаровский трёп и версии любого — хоть Яшина, хоть Иванова, хоть Петрова, — кто не был в момент совершения убийства на мосту; и уж совсем смешно рассчитывать, что если он получил первичную версию на мосту от «оперативников», то она будет правдивой: они, «оперативники», себе не враги, если хотят продвинуться в раскрытии преступления;
б) распространённая им первоначальная версия происшедшего, от кого бы он её ни получил — от Анны Дурицкой или «оперативников» — ни на что не могла и не оказала влияния: во-первых, через день-другой «стрельба из движущегося автомобиля» была опровергнута, а через ещё несколько дней исполнители были задержаны.
Мне, на самом деле, мало интересно также, что двигало Ильёй в те трагические дни, когда он раздавал многочисленные интервью СМИ, — естественное для публичной персоны желание быть на виду, мелкое тщеславие, потребность подчеркнуть свою близость к злодейски убитому крупному политику, быть полезным своей информацией обществу, — всё это не имело и не имеет никакого отношения к последовавшему аресту подозреваемых, а теперь сидящих на скамье подсудимых.
В виновности этих людей у меня нет ни малейшего сомнения. Повторяю по слогам: ни ма-лей-ше-го.
Теперь перехожу к ответам на вопросы Андрея Николаевича.
Вопрос №1 — эмоциональный, требующий ответа о моральном облике Ильи Яшина через отношение «к клевете Яшина и к осуществлённому им сливу в СМИ дезинформации силовиков от имени А. Дурицкой»?
Мой ответ№1 сводится к следующему:
а) ни я, ни Андрей Николаевич не знаем, что первоначально говорила А. Дурицкая, сначала приехавшим на место преступление «оперативникам», а затем Яшину, поэтому ни я, к моему огорчению, и ни он, к его огорчению, не можем утверждать, что Дурицкая не говорила о стрельбе из проезжающего белого автомобиля ни «оперативникам», ни Яшину, который теперь по каким-то, ведомым одному ему причинам ( а, возможно, и Анне) не хочет ссылаться на неё;
б) Яшин, с большой вероятностью, мог эту информацию почерпнуть от оперативников, которые ему могли кивнуть (сказав правду или сознательно соврав) в сторону Дурицкой, Яшин же, не перепроверив «кивок оперативников» у Анны, которая находилась в подавленном состоянии, начал разгонять её в СМИ;
Ни один из приведённых вариантов ответов никак не может свидетельствовать о «клевете» и «осуществлённом Яшиным сливе дезинформации». Если Яшин и стал участником «слива» (вероятность рассматривается в пункте б), то только невольным, не сознательным.
Но ещё раз повторю, что никакого влияния на ход последующего расследования этот слив не оказал, так как через пару-тройку дней был дезавуирован. Он мог даже рассказать Ксении Собчак про стрельбу «по-македонски», но это никак не влияло на действия ФСБ-эшников, которые, я почти уверен, в это время уже висели на хвосте у убийц.
С учётом высказанных соображений в п.а) и в п.б) заявлять о «клевете» со стороны Яшина и о сознательном сливе им «дезинформации», по меньшей мере, некорректно.
Вопрос №2 – техническо-арифметический, который звучит следующим образом: «И скажите, пожалуйста, какому Яшину лично вы верите и рекомендуете верить российским гражданам – тому, который узнал о гибели Немцова из звонка Шориной в полночь , или тому, который оказался после этого на Большом Москворецком мосту чуть раньше полуночи?»
Ответ№2:
Я верю Илье Яшину, который, выступив в 30 ноября 2016 года в качестве свидетеля на заседании Московского военного окружного суда, заявил: «Всерьёз Немцов опасался только одного человека – Рамзана Кадырова».
Можно было бы на этом прекратить ответ на вопрос№2, но я, боюсь, что такой ответ не удовлетворит любящего арифметическую точность Андрея Николаевича.
Но сначала одна ссылка на текст его «Открытого письма, цитата: «Ольга Шорина действительно позвонила Яшину в полночь или незадолго до полуночи с 27 до 28 февраля 2015 г.»
Если бы я действовал, как Андрей Николаевич по отношению к Яшину, я бы непременно воспользовался случаем и указал бы ему на недобросовестность, когда он, формулируя вопрос, в том числе ко мне, упоминает о «звонке Шориной в полночь», забыв (надеюсь, не умышленно) написать «или незадолго до полуночи» — если Шорина звонила именно в полночь, то, естественно, Яшин не мог приехать на Большой Москворецкий мост «чуть раньше полуночи»
Хотя вся эта арифметика – настойчиво повторяю, никаким боком к обстоятельствам, исполнителям и заказчикам отношения не имеет уже в силу того, что убийство к тому времени совершилось, — но всё-таки удовлетворю любопытство Андрея Николаевича.
«Незадолго до полуночи» — может быть и 5, и 10, и 15 минут – как понимает «незадолго» Ольга Шорина.
Яшинское же «чуть раньше полуночи» — тоже может иметь разное значение.
Удивительно вообще, что Яшин что-то определенное говорит о времени прибытия: когда получаешь известие о смерти товарища или близкого человека, последнее, что можешь сделать, посмотреть на часы. Знаю из собственного опыта.
Поэтому допускаю, с большой степенью вероятности, что о времени Яшин говорит очень и очень приблизительно; и я не вижу для себя никакой нужды знать, когда он туда прибыл, потому что практического смысла в его прибытии на мост вообще никакого не было – только человеческий.
Вопрос №3 – политический и нравственный одновременно: «Как думаете, уважаемые коллеги, во время заседания суда Яшин «забыл» о словах Бориса Немцова о Путине потому, что находился в состоянии аффекта? Или же он как обычно транслировал позицию, подсказанную ему «оперативниками», «сотрудниками МВД», «следователями СК»?
Прежде чем ответить, хочу обратить внимание с какой категоричностью, не понятно на чём основанной, Андрей Николаевич заявляет о том, что Яшин якобы «как обычно транслирует подсказанную ему позицию и далее по тексту».
Это как надо понимать и как это называется?
Ответ №3:
Нет, я думаю, Илья Яшин находился в здравом уме и твёрдой памяти, если бы было иначе, то он обязательно назвал бы и имя Путина в числе тех, кого опасался Борис Немцов. Представляю, с каким неподдельным энтузиазмом присяжные и судьи, сто процентов которых, уверен, — «крымнаш» и «Путин – наш рулевой», — послали бы его мысленно на х.. и не поверили бы показаниям о Кадырове. Он сделал, на мой взгляд, лучшее, что смог.
Резюме: Андрей Николаевич, по моему мнению, поступает безответственно, позоря Илью Яшина публичным заявлением: «клеветник, лжесвидетель и предатель».
Не нахожу подтверждений.
Заключая ответы на вопросы, хотел бы ещё раз заметить, что «раскопки» Андрей Николаевича вокруг Яшина не только бессмысленны по сути, но ущербны по содержанию, так как могут безапелляционностью суждений уважаемого автора вносить смуту и в умы присяжных, которые живут не в безвоздушном пространстве.
В последнее время раздаются суждения, включая, вроде бы, не глупых людей, что лучше бы приговор не вынесли, а дело отправили на новое расследование, тогда, мол, и следователи и до заказчиков доберутся.
Какая наивность: в таком случае не только заказчиков не суждено будет увидеть на скамье подсудимых, но и исполнителей след простынет.
При этом режиме вопрос о заказчиках никогда не будет рассмотрен в суде.
Повторяю по слога: ни-ког-да.
Маленькое замечание, касающееся формы «Открытого письма».
В числе прочих адресатов «письма» стоит и моя фамилия.
По тексту красной нитью проходит, что все те, кому адресовано оно, значит, и я, только тем и занимались, что оскорбляли Андрей Николаевича и что-то ему припоминали, вместо того, чтобы предметно обсуждать его «анализ».
Мне не понятно, какое отношение эти обвинения (вольные или невольные) имеют ко мне: свой предыдущий пост я начал: «При всём моём уважении к Андрею Николаевичу», — и по тексту не высказал ни одного неуважительного слова в его адрес.
Из уважения к нему я не буду задавать жестких вопросов, а ограничусь лирическим заключением.
Народная мудрость гласит, что «бывших чекистов не бывает».
В некотором смысле, да, не бывают.
В чём они точно очень редко бывают «бывшими» — они реже, чем прочие граждане, «сдают», без веских причин, на общественное поругание своих.
В том числе и поэтому Путина трудно победить «демократической и прочей общественности».
Вот Борис Немцов, хоть и не из «чекистов» был, но «своих» тоже не «сдавал», чем и был мне, «бывшему», симпатичен.