Растерянность. Ошарашенность. Метания. Портрет российской оппозиции. Точнее, того, что от неё осталось. Кроме, тех элементов, что присоединились к вооружённым формированиям на стороне ВСУ. Легион «Свобода России», Русский добровольческий корпус, Сибирский батальон выступают совсем иначе. Но «часть гражданская, представители городской интеллигенции и купечества» смотрятся по Ильфу и Петрову. С застывшим непониманием: что случилось? откуда свалилось? как с этим быть?
Полный бред минувших лет – «недопустимость насилия», «просвещение общества», «правовые методы», «чтобы власть нас услышала», «власть меняется на выборах» – звучит теперь нечасто. Поредели и многомудрые стратегии – типа, пусть одни участвуют в выборах, другие ходят на мирный протест, третьи проводят разоблачительные расследования, четвёртые в эмиграции объясняют Западу who is mister Putin… и сольётся всё это в могучий поток роликов на Ютьюбе, который mister’а смоет.
Но ни в коем случае нельзя искусственно сокращать срок жизни Путина, а то сам Путиным станешь! Доводилось ведь и такое слышать. Не так уж давно. Сейчас авторы таких речений возмущаются, куда смотрят Пентагон, ЦРУ и Моссад, почему не решают проблему?!
Мрачно-гротескная бессмысленность наверняка была очевидна самим оппозиционным стратегам. Но, похоже, компенсировалась выгодами из еврейского анекдота про варку яиц: «Во-первых, бульон, во-вторых, все при деле».
При такой оппозиции тотальное озверение режима было вопросом времени. Элита может держаться в рамках приличий только под страхом контрудара снизу. «Превосходящий оборонный потенциал» – в этом факторе видел Рональд Рейган надёжную гарантию мира и взаимопонимания. И это относится не только к межгосударственным отношениям, но и к отношениям общества с государством. Кто «не может как они», тот получит от них по полной.
Ещё в середине 2010-х был период, когда вооружённое подполье и восстание могли нормализовать ситуацию относительно малыми потерями. Этот шанс сознательно упустили, предпочитая всяческие УГ. Поныне доносятся упования на хипстеров с олигархами (Кац), терпеливые малые дела (Галямина), спящие институты (Шульман). Хранить в чистоте бессмертную душу (Гозман). Снова варится бульон из яиц на всевозможных конференциях с «прекрасными лицами». Зато снова все при деле.
Тем временем национальное спасение становится возможным только через национальную катастрофу. Надвигается полномасштабная гражданская война.
Но всё же зависает новый русский вопрос: как же так получилось?
Ответ давно предложили братья Стругацкие в «Трудно быть богом»: «Слишком рано, на столетия раньше, чем можно, поднялась в Арканаре серая топь, она не встретит отпора». Базисная теория феодализма, которой так гордились интеллектуалы-коммунары, не предусматривала фашизма в Средние века. Однако дала сбой. И вот, в исторической яви повторилось подобное. «Сегодня мы видим, кажется, обратный вариант: примерно та же топь поднялась слишком поздно, на десятилетия позже, чем можно, когда социально-классовые силы, умеющие останавливать эту гнусь, уже шагнули в великое историческое прошлое», – довелось прочитать в российском издании несколько лет назад.
Похоже, тут и правда разгадка. Случилось чего не ждали. Думали, такое давно в проклятом прошлом. Не озаботились подготовкой. Демонтировались, демобилизовались социальные системы противодействия. Тут-то оно и явилось, здесь и сейчас. «Физкультпривет!» – и нож наголо.
Раньше такое умели встречать. Потом разучились. Предстоит обучиться заново. Причём на ходу.
До сих пор нет-нет, да услышишь: при Сталине не бунтовали, вот и мы не бунтуем. Здесь не только историческая малограмотность. Важнее оправдание собственного поведения. Абсолютно ложное. Именно при Сталине бунтовали миллионы. Отчётность советских карательных органов начала 1930-х давно в открытом доступе.
За 1930–1933 годы ОГПУ насчитало 2,5 миллиона участников «повстанчества и политбандитизма». Более 2,3 миллиона арестованных ОГПУ. Свыше 770 тысяч осуждённых по политическим обвинениям. Почти 36 тысяч смертных приговоров – примерно по расстрелу в час. Полмиллиона арестованных проходили именно по разрядам повстанчества, бандитизма, «сельского террора», массовых беспорядков и прочей «контрреволюционной» активности. (Интересно, что бандитизм подразделялся на политический, уголовный, отдельно сельский и даже церковный, ибо православие – не только подментованно-пригэблённая РПЦ.) Антисоветская агитация в этих цифрах не учтена. Только прямое действие. А ведь и попадали не все.
Максимальных масштабов вооружённая борьба достигала тогда в Украине и Казахстане. Возникали освобождённые территории, повстанческие правительства. Властям случалось идти на переговоры, отводить войска. Но более половины репрессированных были русскими. Очаги сопротивления в РСФСР образовались на Кубани, Алтае, в Сибири и Поволжье, на Урале, в Забайкалье – вплоть до лесных партизанских армий. И кстати, в Воронежской области. Которую приходилось «бомбить»: в нескольких районах крестьяне снесли партийно-советскую власть.
Да, режим свирепо подавил и миллионное крестьянское повстанчество, и рабочее подполье (три сотни забастовок 1930-го, движения иваново-вознесенских ткачей, уральских металлургов, донбасских шахтёров). Но вот так хранили наши предки чистоту бессмертной души. А не пережиданием и не плашкой иноагентской.
После Сталина размах сопротивления снизился – в результате смягчения, а не ужесточения режима. Всё же сильно иные были тогда понятия… Но с середины 1950-х по конец 1980-х по политическим обвинениям осуждены более 8 тысяч человек. Примерно по одному в день. Около двух третей из них отнюдь не диссиденты-правозащитники. Большинство репрессированных – участники массовых беспорядков хрущёвской эпохи («Бей ментов и коммунистов! Дави советскую власть!») и городские подпольщики, от листовочников до террористов. Ну и в брежневский застой, наконец – менее ста убитых и раненых при милицейских разгонах. Протестная активность перетекала в неуклонный рост преступности, от хулиганки до уголовного бандитизма. Попытки терактов стали проявляться к концу 1970-х. В начале следующего десятилетия польские события стимулировали к подпольному профдвижению. «Мы за всех, кто против вас!» – надпись на дверях Ростовского ОК КПСС.
Так вело себя сдавленное государством, но относительно ещё здоровое общество. Где не раньше и не позже, чем можно.
Как оно ни парадоксально на поверхностный взгляд, слом произошёл в перестройку. Халявные свободы и пародийные победы отучали от реальной борьбы. Шахтёрские забастовки, молодёжные бунты в Моршанске и Алапаевске – такие движения, такие эпизоды приоткрывали настоящие пути. Но доминировало другое. За что теперь и расплачиваемся. «Этот раскалённый апрель, когда всё было просто, чёрно-бело, достижимо, будет вспоминать не одно поколение обнищавших, опустошённых людей», – предупреждал Владимир Буковский, вспоминая весну 1991 года.
Возникло умилительное представление, будто удачная историческая аномалия есть историческая норма. Неадекватное представление о своём обществе как «цивилизационно продвинутом». Бредни о всемирном торжестве либеральной политкорректности. Кабинетно-цифровые видения политического процесса в правовом поле, заведомо гибельные иллюзии легализма. «Снежиночный» менталитет с соответствующим мировоззрением. Короче, «не служили и не сидели» – но при этом наивно воображали себя политиками, да ещё в России.
Концентрировалось эти свойства прежде всего именно в оппозиции. Общество в целом одно время смотрелось покрепче, но быстро расслабевало в труху под режимным прессом. Подоспели объективные сдвиги – постепенное размывание социальных групп, способных к формированию профсоюзов, бизнес-ассоциаций, других общественных объединений. Кроме сугубо криминальных. Куда интенсивно закачивалась зараза подментованной «ссученности».
Так и обернулось: слишком поздно, много позже, чем можно, поднялась гнусная топь. Забежали вперёд – и в тупик. «Но из тупика есть один путь – назад», – точно подметил в своё время Борис Кагарлицкий, хотя по другому поводу.
Может быть, тотальная деградация российского общества и открывает теперь этот путь? С восстановлением социальных сил, способных сопротивляться? Что, называется, допросятся. Получат-таки традиционных ценностей. Чуждых навальнингу, но близких «бандповстанчеству». По заветам великой русской культуры, с её образом Кудеяра-атамана.
За весь прошлый год в РФ не было ни уточек, ни фонариков, ни прочих «открытых протестов». Несерьёзно всё-таки поминать в этой связи очереди за Надеждина (кто-нибудь ещё помнит, кто это такой?). Даже похороны Навального – не о том. А вот взрывы, диверсии, нападения прочно входят в русский быт.
Всё, однако, ещё сложнее. И жёстче.
В том же «Трудно быть богом» была не только повстанческая армия благородного Араты. Не только бандитская ночная армия Ваги Колеса. Засели ещё в Гниловражье «остатки разбитой недавно крестьянской армии дона Кси и Пэрты Позвоночника». Нечто вроде ночных, но теперь с повстанческими идеями… От такого политического фактора холодел сам могучий Румата: «Вот эти пощады не знают, и о них лучше не думать».
Теперь-то придётся. И уже не только думать.
Роман Анти