Выбор между революцией и реакционным догматизмом
Свое первое, очень короткое и на данный момент единственное интервью после освобождения Сергей Удальцов дал телеканалу РЕН. Еще несколько лет назад оранжевая эмблема РЕН на микрофонах была добрым опознавательным знаком для оппозиционных активистов: «с этими людьми можно разговаривать, им можно давать интервью». Но времена Марианны Максимовской прошли, и сейчас РЕН считается одним из самых злобных прокремлевских медиа-ресурсов.
Сотрудники РЕН во время интервью пытаются вытащить из Удальцова нужные им слова: про «обиду на политических сторонников», про Навального («ведь ничего хорошего вы не скажете?») и тому подобное. Цель у них вполне понятная: сделать так, чтобы Удальцов уже самим своим выходом не усиливал, а ослаблял оппозицию, чтобы слова, вынутые из только освободившегося арестанта, разбирались в интернете на цитаты и выносились в заголовки лоялистских медиа.
«Удальцов отказал в поддержке Навальному». «Сергей Удальцов: мне не по пути с либералами». «Политзаключенный обличает навальнистов» — такие «новостные заметки» должны были украсить сайты «Комсомольской правды» и интернет-газеты «Взгляд» после освобождения лидера «Левого фронта».
Но Удальцов был сдержан и немного ироничен. Сумел избежать главной ошибки многих политзаключенных, выходящих на свободу: не начал рубить с плеча, сыпать безапелляционными суждениями и емкими эпитетами. Как это ни странно, в обычном общении, в том числе и с журналистами, Удальцов всегда был разумен и корректен, хоть это и не вяжется с его публичным обликом «площадного горлопана», висящего на руках у омоновцев. «По личностям буду высказываться попозже». «Сейчас надо встретиться, посмотреть, пообщаться». «Потом буду комментировать, чтобы сейчас сгоряча не сказать что-либо неправильное, непродуманное и про него (Алексея Навального – «Русмонитор»), и про других». Так отвечает Удальцов на вопросы сотрудников РЕН, ждущих от него скандальных цитат в заголовки.
Пожалуй, самое жесткое высказывание о грядущих встречах с соратниками – «спрошу со всех как с понимающих, как говорят в тюрьме». И в этом горделивом употреблении тюремным штампов – вполне типичное для только что освободившихся политзеков позерство. Нужно быть фигурой масштаба Ходорковского или Лимонова, чтобы выйдя на свободу удержаться от жонглирования фразами типа «спрос как с понимающего», или «слово «обида» не приветствуется».
Говоря о дальнейших политических перспективах Удальцова и о его будущей роли в протестном движении, важно понимать, что заключенный, выходя на свободу, освобождается именно в тот день и год, в которые он был отправлен за решетку. Время для него остановилось. Можно иметь в тюремной камере и зоновском бараке телевизор, можно получать любые печатные издания и даже ночами выходить с помощью нелегального смартфона в интернет – все равно во время тюремной изоляции человек надежно отрезан от российского бытия. Он в полной мере не слышит, не чувствует пульс страны. Даже с политэмиграцией не так, в политэмиграции есть все шансы находиться в повестке, чувствовать ее. А вот тюрьма и зона куда более эффективно отсекают политика от России. Ходорковский приходил в себя, вникал в новую политическую повестку несколько месяцев. Лимонову после освобождения в 2003 году тоже потребовалось некоторое время, чтобы заново почувствовать русскую политику, но Лимонову повезло: рядом с ним был верный и надежный советник. Это Владимир Линдерман, который понимал Россию первой половины 2000-х лучше, чем многие, и именно благодаря Линдерману Лимонов и его ныне запрещенная партия на несколько лет стали авангардом антипутинской лево-демократической оппозиционной коалиции.
У Сергея Удальцова, похоже, есть понимание того, что нужно осмотреться и прийти в себя. А вот с советниками у него беда. Его уже окружили, и, возможно, еще плотнее окружат в ближайшем будущем советские реакционеры, сталинисты, фанаты «Новороссии», профессиональные борцы с «буржуазно-либеральной оппозицией». Удальцов, еще во время нахождения под домашним арестом поддержавший аннексию Крыма и донбасскую кровавую авантюру Кремля, сам сделал пространство вокруг себя комфортным для именно таких людей.
Поддержка оккупации Крыма и Донбасса – главная политическая ошибка Удальцова. Она оказала разрушительное воздействие на «Левый фронт» — крупнейшую организацию несистемных левых. Говоря о продолжении политической биографии Сергея, важно понимать природу этой ошибки.
«Поддержка оккупации Крыма и Донбасса – главная политическая ошибка Удальцова»
Удальцов вполне мог, оставаясь в рамках левой парадигмы, осудить аннексию Крыма как империалистический акт Кремля (а это и был империалистический акт). Как классическому левому, Удальцову трудно было бы занять сторону украинского правительства в донбасской войне. Но он, именно будучи классическим левым, должен был осудить войну как таковую, одновременно обличив российское военное участие в войне как империалистическую агрессию.
Сделав такие заявления, Удальцов оттолкнул бы от себя реакционеров, забубенных догматиков и разнообразных клинических «борцов с фашистами и либералами». Но сохранил бы приязнь к себе со стороны тех молодых леваков, которые не озабочены «геополитикой» и реставрацией СССР, а хотят бороться с Путиным, его олигархией и его репрессивным аппаратом. То есть, сохранил бы актив «Левого фронта», своих политических солдат.
Проблема в том, что Удальцов, сумевший сколотить в 2000-е годы самую активную и боевитую левую организацию России, сам не был классическим левым в европейском понимании. Правнук «старого большевика», именем которого в Москве в советское время была названа улица, Удальцов всегда с излишним трепетом относился к советскому прошлому. Это было видно и по неизменной футболке со изображением Сталина, и многим лозунгам «Авангарда красной молодежи» (первой удальцовской организации), и по постоянному сотрудничеству Удальцова с КПРФ. Во время акции леваков «Антикапитализм-2002» Удальцов взашей гнал с трибуны какого-то то ли троцкиста, то ли анархиста, осудившего в своей речи действия российских войск в Чечне. Нацболы, тогдашние союзники Удальцова, ликовали, однако вряд ли такое поведение было бы нормальным для европейского левого лидера.
Да, Удальцов всегда стремился к созданию над-идеологической антикремлевской коалиции, годами участвовал в конструировании союзов между левыми, либералами и националистами. В этом его несомненная историческая заслуга. Но в душе Сергея все-таки была замаскирована болезненность скучного советского реваншиста, из-за которой харизматичный революционер в 2014 году начал произносить ужасающие глупости.
В четверг лидер «Левого фронта» будет давать пресс-конференцию. Безусловно, он опять повторит свои мантры про Крым и про Донбасс – это уже было когда-то сказано, деваться Сергею больше некуда. Но главное теперь будет в другом: что именно будет говорить Удальцов о русской политике и русской оппозиции? Является ли для Удальцова путинская авторитарная система безусловным врагом №1? Готов ли он ради борьбы с этим врагом вновь вступать в коалиции (как ситуационистские, так и стратегические) с либералами и националистами? Будет ли он ради этой борьбы воссоздавать несистемную левую политическую организацию? Готов ли, он, не разделяя политических взглядов Ходорковского и Навального, пожать им руки ради борьбы с общим врагом, ради революции?
Или же мы услышим унылые проповеди а-ля “поздний Лимонов” – про борьбу с либералами, про противостояние с “капиталистическим Западом”, про “отнять и поделить”. Телеканал РЕН и другие пропагандистские ресурсы Кремля такую “повестку” Удальцова будут с радостью тиражировать. Но в случае избрания такой стратегии Удальцов стремительно займет место на бордюре в одном из тупиков русской политической жизни – где-то рядом с Лимоновым.
Роман Попков