«Суд освободил из колонии парализованного Топехина в связи с болезнью».
Да!
Ну, то есть он его еще не совсем, разумеется, освободил, еще есть десять дней на обжалование у прокурора, который считает, что Владимира еще надо, пожалуй, в системе медицины УИС полечить, но тенденция намечена.
Тяжело больной человек может быть освобожден от отбывания наказания, которое его болезнь превращает в пытку. Спасибо огромное всем за тот путь, который пройден от того дня, когда члены ОНК увидели впервые в больнице «Матросской тишины» человека на носилках, его везли по коридору.
Тогда, говорит мне теперь коллега Елена Абдуллаева, я спросила доктора Мадояна: что с ним?
«А, аппендицит», — ответил вроде бы Самсон Валерьевич.
Каталку закатили в камеру и вскоре оттуда послышался дружный стук. Я, будучи любопытной занудой, попросила открыть дверь. «Что вам?» — сердито спросил инспектор. Сокамерники требовали убрать из камеры не очень-то чистого парализованного человека, который не может сам себя обслуживать. Этого человека Самсон Валерьевич из палаты интенсивной терапии переводил в обычную камеру. Ситуация меня удивила.
Ну, и начался этот путь с того вечера, как я, удивленная, написала об этом в социальных сетях. И пошел отсчет.
Десятки людей перепостили то сообщение. Мы с Аллой Яковлевной стали покупать влажные салфетки и памперсы. Сотни людей перепостили новые сообщения. Иногда памперсы покупали сотрудники, респект им. Ведь памперсы для больницы предусмотрены и обнаружены не были. Благотворители стали передавать уже не пачками, а коробками. Параллельно выяснилось, что не предусмотрены и санитары. Ситуацией заинтересовались журналисты. Был поднят в СМИ на примере Владимира вопрос о судьбах инвалидов в системе УИС.
Топехина переводили из больницы в больницу, кто-то кому-то звонил, тюремные администрации вынуждены были признать наконец: Топехин не симулирует. Однако освобождать его не торопились. Принимать на себя ответственность не хотел никто. Члены ОНК Москвы (сколько их было! сколькие приняли участие!) вприпрыжку бегали с памперсами от больницы к тюрьме, а от тюрьмы — к конвою. Тысячи пользователей интернета написали и скопировали сообщения в социальных сетях, появлялись новые и новые публикации. О Топехине стали писать региональные новостные агентства. Со мной связались правозащитники. В дело вошла замечательный адвокат Светлана Сидоркина.
Был суд прямо в Матроске, куда неожиданно пришла вдруг публика в лице четырех членов ОНК. О процессе подробно писала Зоя Светова. Была судья Неверова, запрещавшая мне в перерывах подходить к парализованному человеку, а я поясняла, что в процессе — перерыв, и в этот момент судья — не хозяйка процесса. Тут нет приставов, она — в изоляторе. Тут есть закон. Была ложка, обратной стороной которой после долгих часов процесса в вымоленный перерыв Владимир ел детское питание из банки (столовая ложка туда не влезала). Был укол, о котором всё умоляли испытывающий боли человек и его адвокат. Была я, убиравшая грязь в пакет после сомнительного «переодевания» подсудимого хозотрядовцами, и Анастасия Николаевна Чжу «по правам человека», требовавшая, чтоб я не спорила с Неверовой, поскольку «субординация», а потом: «Анна! Анна! иди тут всё убери и накрой его! И окно открой, тут плохо пахнет!» Накрывали. Убирали. Был приговор: шесть лет.
О Топехине, его судьбе и приговоре сообщили крупнейшие отечественные новостные агентства. В СИЗО, где содержался Топехин, ему поменяли кровать на более пригодную для инвалида.
Была апелляция. Апелляция скинула два года. Об апелляции писала Юля Полухина. Владимира в спешном порядке, забыв об обещаниях, прежде данных членам ОНК Москвы, этапировали в Кострому. Его встретили УФСИН, колония, ОНК Костромской области во главе с ее председателем Сорокиным. Борьба за инвалида продолжалась.
История с Топехиным вышла на телевидение. Он стал символом проблематики инвалидов и их проблем в системе УИС.
Колония вышла в суд с ходатайством об освобождении от отбывания наказания. Спасибо за это! Врачи в Костроме оказались более гуманными, быть может, врачей в Москве. Почему-то получилось именно так. Процесс тянулся. И сегодня суд вынес решение. От отбывания наказания — освободить. Я не лезу сейчас в суть обвинения Топехина, хоть и сказала когда-то: «палево». Это в моем теперешнем статусе — не моё дело. Ну, палево, мало ли палева? Но мы говорим об инвалиде.
Я хочу сказать спасибо всем, кто участвовал и помогал. Адвокат, правозащитники, журналисты, врачи, сотрудники учреждений, тысячи людей, просто нажавших кнопку «перепост», — вы сделали практически невозможное.
Спасибо судье за гуманизм и справедливость. Спасибо колонии и ее врачам. Все мы знаем, насколько сложно вытащить тяжело больного человека из жерновов системы. Я надеюсь, что мы не остановимся на этом, что проблема медицины в УИС не уйдет на задний план, что мы узнали о ней и не забудем. Это касается совсем не одного Владимира. Да, он стал символом. Но о скольких мы не знаем? Тех, кто страдает без нашей помощи и может умереть.
Я поздравляю брата и маму Владимира, я поздравляю адвоката. А прокурор… пусть пишет. Борьба никогда не заканчивается.
Однажды мы сидели с хорошим сотрудником ФСИН и, устав от долгой полемики, смотрели, как обычно, мимо друг друга вдаль. Он вдруг спросил: помнишь Топехина? Я сказала: помню. Он сказал: по телевизору про него говорили. Обалдеть… ты вообще представляешь себе, сколько в раскрутку денег вбухано? А говорил — нет ничего… а вон как вышло…
Я сказала: это не деньги… это — я. И со мной — тысячи и десятки тысяч, только не рублей, а неравнодушных людей. Еще я хотела что-то сказать про грамотную подачу информации, важный информационный повод, грамотную же раскрутку информационной кампании, значимую для общества тему…
Я вместо этого сказала: слушай, ты же сам памперсы ему таскал, а конвой — возил. Помнишь? И тебе что — платил кто-то за это?
Он сказал: мне — нет. Я сказала: мне, вроде, тоже. Есть сомнения какие-то? Он сказал: сомнений-то нет, только причем тут ты? И я тут причем? Это же вообще другое. Ты не понимаешь. Просто так всё это не бывает. Газеты… телевизор… Где мы — а где всё это? Уж поверь. Я знаю.
Да нет. Тебе не платил и мне не платил. Тут были ты и я, а там — он и она. Никто никому тут не платил, ни здесь, ни там. Просто каждый был на своем месте и делал там, сообразно со своими представлениями о должном то, что мог. Честно и внезапно бесплатно.
Просто, как в том ролике, «наши петиции значат больше, чем мы думаем». Просто нужно было, чтоб кто-то вовремя заколотил из камеры в дверь. Стучите в дверь. Мы попытаемся услышать.
Живите. Никогда не сдавайтесь.
А вы расскажите об этом своим друзьям…Оригинал —