Ответ: нет, созданная система голосования полностью исключает такую возможность.

Во-первых, надо оговориться, что понятие «реальный результат голосования» обманчиво; под этими словами обычно понимают «реальное соотношение бюллетеней за и против в урнах», но как быть с принуждением бюджетников и сотрудников госкомпаний? с бесконечной агитацией за поправки из каждого утюга, в том числе самим ЦИКом? с раздачей сертификатов на покупки?

Понятно, что действительно интересно было бы узнать «реальный результат волеизъявления людей», то есть результат голосования, которое состоялось бы при настоящем референдуме, с агитацией за и против, без принуждения и подкупа — но этого уже не будет.

Но и результата того голосования, которое состоится в конце июня, никто (включая его организаторов) не узнает, и вот почему.

Представьте себе губернатора; мэра, председателя ТИК. Хочет ли он, чтобы у его региона оказались худшие показатели в стране? У его города — худшие показатели в регионе? У его ТИКа — худшие показатели в городе? Конечно, нет. Даже если ему никто напрямую не говорит: «нужно столько-то процентов, иначе будет атата». Не надо этого говорить, это все чиновники понимают прекрасно и без слов. Вспомните бесконечные накачки «если наш район не даст достаточно голосов за Путина, нам бюджетное финансирование на следующий год урежут», вспомните судьбу губернаторов тех регионов, которые давали слишком маленький процент.

Ни один чиновник по всей вертикали организации выборов, конечно, не хочет оказаться паршивой овцой в стаде. Так происходит на любых выборах, но на обычных выборах есть несколько мощных противовесов:
а) есть конкуренты; многие региональные политические кампании весьма конкурентны, кандидаты от КПРФ, СР, ЛПДР и других партий представляют также часть местных элит, фальсификация приводит к конфликтам и проблемам,
б) есть наблюдатели, как от конкурентов, так и от общественных организаций; мощнейшее наблюдательское движение в России добивалось огромных успехов в плане предотвращения по крайней мере наглых фальсификаций,
в) есть правила игры; сама по себе система подсчета голосов устроена таким образом, что фальсификация при подсчете является непростой задачей, а также требует кооперации всей комиссии: там надо, чтобы сошлось большое количество «контрольных соотношений», иначе цифры «не пойдут» и их нельзя будет даже загрузить в ГАС «Выборы»; подгонка контрольных соотношений требует немалой квалификации от сотрудников комиссий и в целом является делом достаточно геморройным — потому и стараются фальсифицировать, обычно, всякими каруселями и вбросами, до этапа подсчета голосов,
г) есть видеокамеры, и во многих регионах как-то привыкли их стесняться (Северный Кавказ и Татарстан не в счет).

Итак, на обычных выборах есть «давление системы» на чиновника, которое требует от него фальсификации (не дать плохих показателей; не привлечь к себе внимания), и есть «давление среды» с обратным знаком, которое фальсификациям мешает. В целом ряде регионов — Москва, Новосибирская и Свердловская области, многие другие крупные города — этого «давления среды» обычно хватает, чтобы уравновесить «давление системы», и хотя выборы проходят очень грязно, подкупы и карусели процветают, но на этапе подсчета голосов никаких бесчинств не происходит. То, что в урнах — то и в итоговых протоколах. Ну почти. Эксцессы бывают, безусловно, даже в самых благополучных регионах.

Ну и вот. На «голосовании» в конце июня «давление системы» будет беспрецедентно большим — все ж винтики системы видят понимают, какая это лично для Путина важная история — а «давление среды» будет нулевым. Прямо по пунктам от а) до г): нет конкурентов, нет наблюдателей, нет контрольных соотношений, нет видеокамер. Вообще никаких сдерживающих факторов!

Любой чиновник прекрасно понимает, что от него ждут, и, при этом, видит, что не связано вообще никаких рисков с тем, чтобы дать то, что от него ждут. Поэтому, за редкими исключениями, на этом «голосовании» не будет никакой взаимосвязи между содержимым урн и содержимым итоговых протоколов — это прямое следствие того, как оно организовано.

И даже если Путину самому станет очень любопытно, «как оно на самом деле», он никак не сможет этого узнать.