«Это закон о противодействии оппозиционной деятельности». Как летом 2002-го принимали закон об экстремизме.
Даже в оппозиционной среде иногда ностальгически вспоминают времена «раннего Путина», когда и репрессии были помягче, и свободы побольше, и жизнь поинтереснее.
Никакого «раннего Путина» в реальности, конечно, не было – он был самим собой с самого начала: со второй чеченской войны, открытия мемориальной доски Андропову, возвращения сталинского гимна и «масок-шоу» в офисе Медиа-Моста. Просто нужно было время на раскачку.
И именно тогда, в период «раннего Путина», был принят тот самый федеральный закон «О противодействии экстремистской деятельности», по которому сейчас оппонирование власти приравнивают к преступлению, тысячи людей лишают пассивного избирательного права, а сотни тысяч потенциально ставят под угрозу тюремного заключения.
На дворе стояло лето 2002-го. Парламент еще был местом для дискуссий (оставалось полтора года), в федеральном эфире еще вещал независимый от государства телеканал (оставался год), а лидеры российского бизнеса еще позволяли себе открыто выступать против власти (оставался год с небольшим).
Интересно сегодня, спустя почти два десятилетия – и со знанием всего, что произойдет потом, – перечитывать стенограмму заседания Государственной думы от 6 июня 2002 года, на котором тот законопроект был принят в первом чтении. Важный документ эпохи.
Вот выдержки из самых ярких выступлений оппозиционных депутатов:
Анатолий Лукьянов (фракция КПРФ): Нам предлагается принять глубоко антидемократический закон, который фактически объявляет войну гражданскому обществу, является угрозой правам человека и гражданина, вводит… внесудебную расправу с оппозицией. Мой более чем сорокалетний опыт в политике и юриспруденции позволяет сказать, что принятие этого закона ляжет самым черным пятном на российский парламент.
Борис Надеждин (фракция «Союз правых сил»): Абсолютно недопустимо, чтобы любое противодействие органам государственной власти считалось де-юре экстремистской деятельностью. Потому что любой митинг у стен администрации области или города, таким образом, можно будет считать экстремистской деятельностью. (…) Мы должны оставить в определении экстремистской деятельности именно то, что весь мир понимает под этой деятельностью, – именно противоправные действия, призывы к насилию, терроризм и так далее, но ни в коем случае не законные формы протеста против деятельности властей.
Сергей Иваненко (фракция «Яблоко»): Заранее создается презумпция – презумпция виновности граждан, политических организаций. Это исключительно опасный закон. …Этот закон в нынешнем виде абсолютно неприемлем.
Олег Финько (фракция ЛДПР): Я хочу напомнить всему честному обществу знаменитую статью 58 [сталинского УК РСФСР]. Многие ее помнят и по жизни, кто-то ее помнит по литературе. 58-я была страшная статья, по которой громадное количество народа и упекли, и расстреляли, и убрали. Вот не стал бы этот наш закон продолжением 58-й статьи.
Сергей Юшенков (независимый депутат): На самом деле этот закон не о противодействии экстремистской деятельности, а о противодействии оппозиционной деятельности.
Виктор Зоркальцев (фракция КПРФ): В сущности, представленный законопроект предлагает введение политического сыска в стране. (…) Это закон не для демократического общества, а для общества, опасающегося развития гражданских инициатив… Этот закон направлен на погашение гражданской активности, снижение защитных функций граждан.
Федеральный закон «О противодействии экстремистской деятельности» был принят Государственной думой в окончательном чтении 27 июня (274 голоса за, 145 против), одобрен Советом Федерации 10 июля (140 за, 4 против, 1 воздержался) и подписан Владимиром Путиным 28 июля 2002 года.
И никто потом не сможет сказать: «Я не знал».в