Нынешний собеседник «Русского Монитора» — экономист из Петербурга Дмитрий Даугавет, участник демократической оппозиции. Сейчас живёт в Израиле.
— Сейчас РФ покидают из-за политических преследований, снижения уровня жизни, общей атмосферы. Почему вы приняли решение покинуть РФ? Что чувствовали в тот момент?
— Я успел уже взрослым и побыть «антисоветчиком», и поучаствовать в демократическом движении 80-х – 90-х. Я, как и многие тогда, верил, что переход к демократии и рыночной экономике необратим, что это, при всех торможениях, путь естественный, как бы под горку. Лет двадцать, до второго прихода Путина, я хотел только жить в Петербурге и бороться за его нормальное будущее. И я мог и пытался это делать как экономист. Писал анализы, статьи, посты. Впустую ли? Не совсем. Два десятилетия без диктатуры и с правильными лозунгами стали мощным опытом страны, он ещё скажется.
Эмигрантов я не осуждал, но считал эгоистами. Если ты учёный, надо смотреть, где лучше работать. Но я рядовой аналитик, меня нигде не ждали, и бросать своё дело я не собирался. Отчаяние наступило после 2014-го, стало ясно, что динамика в стране опасная, взят курс на диктатуру, и что это каток, который нам не остановить. Я из принципа и ради будущего участвовал в «Парнасе», в митингах Навального. Эмиграция мыслилась как аварийный выход: если что, остаться бомжом-нелегалом в Европе.
Ещё в 2022-м и начале 2023-го в Питере можно было общаться в сетях, даже с людьми на улице, кого-то убеждать. К тому же я заботился о 90-летних родителях. Но тучи сгущались, и на меня, и на жену могли завести какое-нибудь гаденькое дельце, и план спасаться бегством стал основным – проще в Израиль, по корням жены. Родители ушли, и мы поехали.
Последние месяцы я не находил себе места в России, все всего стали бояться и умолкать, это уже был дурдом, лечить который нет никаких сил, это он тебя уже сводил с ума, связывал руки и затыкал рот. Сбежал, спасая шкуру и голову. Выдохнул дважды, когда не зацепили на паспортном и когда взлетел самолёт.
— Как вы оцениваете свою жизнь в Израиле сейчас? Какие трудности вы испытываете? Чувствуете ли поддержку со стороны государства, общественных организаций, новых друзей?
— Я в Израиле почти полтора года. С Израилем мне очень повезло благодаря жене и её сыну, который уехал сюда раньше. Поддержка государства и общества тут даже выше, чем я ждал. Ты не останешься без прочной крыши и достаточного куска хлеба. Но – это отношение именно к новым репатриантам. Я не скрываю, что я не еврей и, по сути, политэмигрант, к этому тут относятся без трепета и снисходительно – твоё дело.
Репатриантов сближает совместное бесплатное изучение иврита в ульпане и кружках, возникает дружба, связи, люди ощутимо поддерживают друг друга.
Работу чисто для заработка найти не так трудно, снять квартиру попросторнее питерской «хрущёвки», купить б/у машину… С выживанием проблем нет. Проблемы начинаются с уровня самореализации – кто я тут, какие перспективы. Прожить в Израиле можно и с одним русским, тут немало таких, постаревших с десятью фразами на иврите. Но любая серьёзная работа требует языка, а он даётся не быстро. Или ты ломаешь голову и карабкаешься, или остаёшься скромным работягой на минималке.
Окружение доброе, соседской вежливости и солидарности, уважения к другим намного больше, чем в Питере. Но, по меркам интеллигента-оппозиционера, среда насквозь обывательская. В израильском провинциальном городе русскоязычные все в целом, фоново, против Путина и войны, но при этом слабо информированы и политизированы, заняты только собой. Никакой роли и никаких сетей по российским оппозиционным интересам я тут не нашёл. Похоже, так и придётся воспринимать Израиль чисто как комфортное место ссылки, а реализовывать себя удалённо через сети. Но это тоже терпимый вариант.
Мне повезло и в том, что протянул до «шестьдесят плюс» в Питере, о каком-то новом поприще всё равно говорить поздно.
— Как вы адаптировались к новой жизни и культуре? Есть ли что-то, что вас удивило или поразило?
— Удивила теплота всех подряд к новым репатриантам, желание помогать.
Никогда не возникает вопрос национальности к русскоязычным, раз ты тут – ты уже свой. Религиозен ты или нет, ходишь ли в синагогу, сугубо твоё дело. Среди израильтян много тех и других, все ко всем терпимы. Я боялся культурно-религиозного давления, из-за него раньше не хотел в Израиль, но его тут нет. Ты всё это видишь, интересуешься, но участвовать никто не навязывает.
Непривычно большое количество праздников и связанных с ними выходных, когда всё закрывается, их не сразу запомнишь, и они наступают внезапно. Очень неудобно, что в шабат (по субботам) не работает даже общественный транспорт. Но если своя машина – езди, сколько хочешь, а тут они почти у всех. Русские магазины работают и выручают евреев.
Ещё удивляет большое количество ультрарелигиозных евреев в чёрных одеждах и шляпах, которые в основном изучают тору и молятся. Однако и замирающий транспорт в шабат, и упомянутая прослойка – предмет острых дискуссий и недовольства среди массы продвинутых израильтян, тебе не возбраняется присоединиться к либеральному лагерю и всё это ругать.
— Как справляетесь с языковым барьером? Удаётся ли вам общаться на иврите или английском?
— Иврит – опять же проблема не выживания, а социального продвижения. Выжить можно на русском, тут он кругом, даже рассылки от мэрии у нас идут на русском. Английский тоже в ходу. Но любой сложный вопрос потребует помощи ивритоговорящего. Учёба, работа с людьми требуют иврита. Это трудность для молодёжи и подтверждающих профессию — язык учится медленнее, шансы отодвигаются. Все жалуются на замкнутый круг – чтобы знать язык, надо общаться в среде, на работе, а туда не берут без языка. Но все постепенно всплывают, первый – не кто способнее, а кто смелее.
Лично я мог бы пойти водителем, это интереснее, чем собирать детальки на конвейере или уборщиком, но водителю надо общаться на иврите. А я могу пока только объясниться в магазине или прочесть объявление.
Бояться иврита не надо, он простой и цепкий, но нужно время. Если собираетесь в Израиль – скорее начинайте его учить, смотрите ролики, это очень поможет. Но сам по себе иврит – не повод отказываться от Израиля, если есть возможность переехать, то справитесь на месте.
— Вы сейчас живёте на пособие? Есть ли планы по поиску работы? Какие профессии или сферы деятельности доступны релокантам из РФ?
— Пособие у репатриантов серьёзное, позволяет жить полгода-год, но оно у нас уже закончилось, немножко выручают запасы, но надо искать работу. Особых нервов по этому поводу нет, все кругом находят, и мы найдём, а минимальная зарплата, в отличие от России, уже позволяет жить.
Самое простое – заводы в промзонах вокруг городка, там всё время требуются работники. Сборка электроники, склады. На заводах проблема в том, что смены часто по 10 или 12 часов и часто шестидневка. В Израиле с «правами рабочих» не очень. С другой стороны, на интенсивность труда особо не жалуются, в основном только на график и монотонию.
Есть и другие варианты – например, раскладчиком товара в супермаркет, даже мясником без навыков («Курочку, что ли, не разрубишь?!»). У женщин популярна работа метапелетом — помощь старикам (чаще тоже русским) по сколько-то часов в неделю, это массовая социальная услуга, оплачивается государством, и там вольно с графиком.
Мы живём в небольшом городе на севере страны, считается, что в крупных городах, в центре Израиля возможностей больше.
Кто-то продолжает работать дистанционно на прежних работодателей, но это не считается надёжным на перспективу, связи рушатся. В конце концов многие устраиваются по специальности, врачи врачами, инженеры инженерами, это видно по давно приехавшим, а на первое время есть простые работы. Для меня, бесплатно умствующего за компом старпёра, эта простая работа будет уже пожизненной. Главное, чтобы график оставлял свободное время.
— Как вы проводите свои дни в Израиле? Есть ли у вас какие-то увлечения или занятия, которые приносят радость?
— Свободного времени нет. Информация, общение в сети. Прочитал несколько научных книг, которые в Питере не успевал и откладывал. Иврит тоже занимает много часов. И плюс быт. Уровень жизни снизился, не воспользуешься кафе и доставкой, приходится ходить в магазин и готовить.
В эмигрантском киноклубе бывшие российские киношники скачивают и показывают новые фильмы.
Радость приносит только общение с хорошими людьми, которые есть и тут среди новых знакомых, и старые в сети. Лучшей радостью были бы хорошие новости из России, но их нет.
— Что для вас вообще значит быть гражданином Израиля? Как это изменило самовосприятие?
— Для меня это как подарок, упавший с неба, и отчасти как аванс. Сколько лучших россиян мучается со статусом за границей, мне перед ними неловко за своё везение. Я уже предъявлял в Европе, в Балтии новый синий паспорт и убедился, что на тебя реально смотрят чуть-чуть лучше, чем раньше, когда доставал «краснокожую книжицу», гордость Маяковского.
Мы уже участвовали, вполне осмысленно, в местных выборах.
Приятно удивил патриотизм израильтян. При всех разногласиях и критике правительства они любят и поддерживают своё государство как таковое, считают его сильным и верят в него, особенно на фоне терактов и войны. Хочется прислониться к этой правильной силе после выворачивающего мозг путинского лжепатриотизма и лжепафоса. Я в шестьдесят лет впервые готов ощутить себя патриотом, без оговорок, но, к сожалению, не Петербурга или России, там всегда приходится делать оговорки, отмежёвываться то от совка, то от фашизма.
А самовосприятие, как ни странно, так и не поменялось, я «хороший русский», или, скорее «хороший петербуржец», временно-бессрочно проживающий за границей.
— Как вы видите свою роль в израильском обществе? Участвуете ли вы в политических мероприятиях? Есть ли у вас желание участвовать в каких-либо общественных или культурных проектах?
— Если что-то сложится, был бы рад. Но пока я в израильском обществе благодарный постоянный гость. Проблемы я в этом не вижу, не обязательно искать страну-дом, если из настоящего дома тебя подло изгнали. Главное, я могу уважать страну, где живу, Израиль этого заслуживает. Может быть, я когда-то в него интегрируюсь, не знаю.
— Что вас останавливает от участия в активизме сейчас?
— Отсутствие активизма. В российский я насколько-то вовлечён дистанционно, а израильский требует языка. Местного русскоязычного активизма в нашем городе нет, разве что благотворительное волонтёрство, но это не моё, я разбираюсь и должен активничать в политике, действовать на систему.
— Как вы относитесь к оппозиционным движениям релокантов? Считаете ли вы, что они могут изменить ситуацию в РФ?
— Не могут не повлиять. Хотя бы даже путём формирования через сети атмосферы в самой России. Но насколько и как они повлияют и уже влияют, сейчас оценить трудно. Этим надо заниматься.
— Вы общаетесь с другими репатриантами. Какие темы чаще всего поднимаются в ваших разговорах? Какой общий настрой среди ваших знакомых? Есть ли те, кто лоялен к путинскому режиму? Как вы объясняете их позицию?
— Темы в основном социальные и житейские, обмен опытом и информацией по устройству жизни. Общий настрой можно назвать умеренно-антипутинским и активно-обывательским. Многие продолжают летать в Россию и Беларусь по делам, к родственникам и так далее. Это не лояльность к режимам, прямой лояльности нет, но у некоторых есть всеядность, примерно так: «мне Путин и Лукашенко неприятны, но я в политику не лезу, и мне от них ничего не грозит», чистый прагматизм.
Есть и такие как я жёсткие политизированные антипутинцы, но их меньше. Однако жёстких, даже мягких, путинистов нет вообще, ноль, разве что отдельные затаившиеся чудаки из старых репатриантов.
С репатриантами из Украины в чём-то даже проще, они злее и более внятные, надо только раз чётко обозначить, что ты за них, а не за Путина. Они, кстати, тоже ездят домой и рассказывают о войне.
Поэтому общение с окружающими тут несравнимо комфортнее, чем было в Петербурге, не надо без конца выслушивать ахинею и спорить, все в целом адекватны и за одно, психика подлечилась.
Мне чисто практически имело бы смысл слетать в Россию за вещами и т. п., но риск неприятностей и тошнота от обстановки резко перевешивают. Не надо играть с огнём, многие уже погорели. Привыкаю, что, возможно, Петербурга никогда уже не увижу. Грустно, но не смертельно, за шестьдесят лет насмотрелся.
— Каковы ваши мысли о будущем России? Верите ли вы в возможность перемен в политической системе?
— Перемены неизбежны, не бывает вечных режимов. Об этом много уже написано, из последнего – Гуриев с Трейсманом («Диктаторы обмана»), Григорий Голосов «Политические режимы и трансформации…» и так далее.
А как и когда конкретно – неизвестно. Я бы не исключил, хотя с небольшой вероятностью, некой вынужденной «оттепели» со сменой фигур и курса даже в ближайшие месяцы и годы. И попыткой обмануть Запад «разрядкой». Надо быть ко всему готовыми.
— Как вы видите свое будущее в Израиле? Есть ли у вас мечты или цели, которые вы хотите достичь здесь?
— «На свете счастья нет, но есть покой и воля» — в Израиле, глядя из окна на горы и небо, часто вспоминаю эту пушкинскую сентенцию.
Я хочу быть полезным Израилю в благодарность за приют и права. Чего-то достичь здесь мне уже нереально. Главные мечты – конец путинского режима и свободный Петербург, интегрированный в Европу, при всём раболепстве и предательстве он этого заслуживает.
Много злости, желания отомстить за наши сломанные жизни, за войну и репрессии, за ложь и извращение всего, что тебе дорого. Но понимаешь, что мудрее и продуктивнее смотреть на всё более хладнокровно и философски, как на виток истории, который надо преодолеть и слить, что-то делать для этого. Это остаётся главным, так что, к сожалению, скорее всё же не Пушкин, а Блок: «покой нам только снится».
— Что бы вы сказали тем, кто еще находится в России и думает о переезде? Есть ли у вас советы для них?
— Если есть хоть какая-то возможность, не бойтесь и едьте! Ничего страшного не случится, всё переживёте, хуже не будет! Если есть право репатриироваться в Израиль – вообще не о чем думать. Всё будет легче и лучше, чем кажется, по моему опыту.
Жара тут только четыре месяца в году. Все остальные восемь месяцев тут наше родное северное лето – плюс 15—25, то дождь, то солнце. Разве что скучать по снегу начнёте.
Берите только гаджеты и удобную одежду, утварью вас тут щедро снабдят. Бумажные книги – по вкусу. Я взял всего две, но жалею, что не 5—10 самых важных.
Беседовала Виктория Смирнова